Цветок яблони (СИ)

— Я не знаю её целей, Лавиани. Когда-нибудь пойму или вспомню. Уверена в этом. Моя же цель — помочь Мильвио все закончить. И лишиться этой силы, когда он заберет статуэтку. Потерять глаза. Но поступить правильно. Мне надо быть там, в Шаруде. Как можно скорее. Сны говорят мне об этом. Мои кости молят об этом. Я слышу чужой голос, который призывает меня к этому.

— Чужой голос. — Сойка, вопреки своему скептицизму, ощутила, как мурашки пробежали у нее по спине. Но она была бы не она, если б не сказала:

— Знавала я в Пубире одно местечко, где находилось полно тех, кто слышал в головах чужие голоса. Их обычно запирали, чтобы они не причинили вреда себе и другим несчастным.

— Я должна свить из нитей ключ, чтобы попасть в башню. Последние две строчки Медной книги говорят об этом. Пора завершить все пророчества Храма. Я хочу идти дальше, не оборачиваясь на то, что не закончено и тянет меня назад.

— Любишь ты рисовать кисточкой по воде в луже, — скривилась сойка. — Ты собираешься бросить их всех здесь.

— Они знают.

— И Вир?

Бланка промолчала, и Лавиани осклабилась:

— Конечно нет. Иначе бы он отправился с тобой в столь опасный путь. Ведь это лучше, чем взять такую, как я.

— Он таувин, — тихо напомнила госпожа Эрбет. — Его нити с каждым днем насыщаются светом. Даже мне иногда больно смотреть на них. Вир как маяк. Солнце. Нам придется провести в Шаруде некоторое время. Он привлечет внимание, если там есть те, кто может видеть суть вещей.

— Ты о Вэйрэне.

— Да. Никто не знает, на что он способен. Мне нужна твоя помощь. — Голос Бланки прозвучал неожиданно умоляюще, совершенно непохоже на нее, и Лавиани вдруг поняла, как та устала. И как испугана. — Слишком далекий путь. Если нас найдут шаутты, поймут, кто я, что у меня в сумке, — возможно, мои дэво не смогут помочь. Просто зря умрут. А без их помощи я не подготовлю путь для Мильвио и Шерон. Все уже сделанное окажется напрасным.

— Никогда еще не видела человека, который так спешит второй раз расстаться с глазами во имя призрачной благой цели, рыба полосатая.

Лавиани не хотела волочиться в горную страну. Сидеть под боком у логова придурка, то и дело приходящего в мир и устраивающего в нем полный кавардак с многочисленными жертвами. Очень не хотела. До боли в рёбрах. И все же сказала, удивляясь, что не приходится выталкивать из себя слова:

— Хорошо, девочка. Шаруд так Шаруд.

Дождь ненадолго стих, в разрывах облаков проглянуло солнце, осветив равнину и громаду Лентра.

Стены влекли Тэо. Интересно побывать внутри, посмотреть город, о котором столько слышал.

Но он не мог. Как и Шерон.

Как и шаутты.

Даже подойти к нему был неспособен. Для асторэ, для тех, кто пришел с той стороны, и тех, кто пользовался силой той стороны, столица Ириасты была недоступна.

Испытывал ли он сожаление?

В прошлой жизни, когда колесил по миру вместе с бродячим цирком (жизни, ставшей столь далекой, призрачной, исчезнувшей) — да. Конечно. Он был бы расстроен.

Теперь же, когда Пружина увидел многое, когда он успел побывать в весьма странных местах, как лес эйвов или Аркус, когда присутствовал в Рионе в дни её гибели и возрождения... когда волшебством создан мост через море, — Лентр это такая малость.

Мильвио стоял рядом, в сильно потертой кирасе, латных наплечниках, наручах и легком открытом шлеме. Неброский доспех, светло-серый, с едва заметными вмятинами и выбоинами. Броня, больше подходящая командиру наемников «Виноградных шершней», чем человеку из свиты герцога Треттини.

Они оба смотрели, как строятся армии. Одна против другой. Линия за линией. Квадрат за квадратом.

Бесконечно. Неспешно. С обреченной обстоятельностью людей, готовых драться, убивать и умирать.

Одни защищают то, что им дорого. Другие нападают, чтобы принести то, что дорого им. Каждый считает себя правым.

Полки, баталии, отряды лучников, кавалерии и пикинеров приходили в движение, шли на место, указанное командирами. Кто-то вставал в авангарде, кто-то блокировал дороги. Защищал лагеря, обозы, припасы и госпитали. Резервы сосредотачивались у кромки леса, забирались на холмы, занимали укрепления. Стояли под стенами и вдоль берега.

С одной стороны — разномастные знамена. Всех возможных цветов, с бесчисленными незнакомыми гербами. С другой — изображение водоворота. Знак Вэйрэна.

Тэо понял, что его едва заметно «колотит». Точно так же он волновался во время первого выступления.

— Как к такому можно привыкнуть? — спросил он, обозревая мокрое пространство с бесконечным количеством луж, грязи, живых и мёртвых. На чьем-то шлеме блеснуло тусклое солнце и тут же погасло, скрывшись за тучей.

— К такому лучше не привыкать, — отозвался Мильвио. — Но многие мои друзья, да и я в том числе, привыкли. В ту войну погибли сотни тысяч, и мы часто принимали их жертвы как данность.

— А сейчас?

Тот, кто когда-то носил имя Войс, посмотрел на акробата серьезно: