Шерон не помнила, сколько раз держала Фэнико в руках. Дважды? Трижды? Но точно ни разу не извлекала его из потертых и совершенно непримечательных ножен.
Считала это... неприемлемым. Все равно что зайти в чужой дом без приглашения.
Положив его себе на колени, она ощущала приятную тяжесть старого, если не сказать древнего оружия. И наконец решилась. Обхватила оплетенную рукоять, потянула, и меч, словно поколебавшись, взвешивая, достойна ли она такой чести, слабо прошелестел.
Металл оказался у нее перед глазами. Близко-близко, и она прекрасно разглядела в его глубине знакомые черные прожилки. Точно так же выглядел её браслет. Их создал один мастер, и теперь она это знала.
Шерон видела все царапины, щербинки и вмятины, оставшиеся на клинке.
Меч, который создала та, кого считают богиней. Им владел другой бог, названый брат Мерк. А после него череда таувинов, и затем двое великих волшебников.
— Столько войн. Столько крови, — прошептала Шерон, проводя ладонью по прохладному металлу. — Ты забрал многих. И все же я чувствую в тебе так много света. Гораздо больше, чем от друга на моем запястье.
Она с большой осторожностью взялась за рукоятку, широким хватом, оценивая вес оружия. Намного тяжелее клинка, что когда-то подарил ей Мильвио. Фэнико был создан не для её роста и не под её силу. Указывающая крепко сжала пальцы, сделала длинный шаг вперед и вправо, вскидывая меч, укладывая клинок на правое плечо.
«Цапля охотится на рыбу в камышах». «Цапля стоит на одной ноге». «Цапля вытягивает шею».
Одна стойка, два быстрых удара. Все оказалось гораздо сложнее, чем с её одноручным мечом. Вес, длина, излишняя инерция. Двигаясь с таким оружием, приходилось вместо скупых ударов и уколов увеличивать амплитуду клинка и следить за балансом, чтобы он не «утащил» её за собой, не выбил из равновесия.
«Цапля идет по высокой воде». «Цапля сушит перья в лунном луче». «Цапля приветствует журавля».
В зал, где она находилась, втекал рассеянный утренний свет. Удивительно холодный для этого времени года, хотя еще вчера ей казалось, что духота в Рионе прижимает к земле. Мильвио ушел, отправился в неизвестность через зеркало Кара, и Шерон не могла выбросить из сердца тревогу о друзьях.
Испытывала полное бессилие от своей бесполезности. И... ужас. От понимания того, куда они пошли и к кому. Когда Нейси (про себя Шерон называла эту сущность так) появилась, тзамас ощутила себя жалкой мошкой перед мощью, что прошла мимо нее. Если бы это создание только захотело их прихлопнуть, оно бы это сделало.
«Цапля ломает медовые соты». «Цапля идет по кувшинкам». «Цапля прогоняет тень».
Она остановилась так резко, в длинном низком выпаде, с прямыми вытянутыми руками, что заныли плечи. Медленно выдохнув, Шерон осторожно выпрямилась, не слишком изящно из-за накатившей усталости, вновь положила клинок на правое плечо.
В этот момент она увидела стоявшего в дверях мужчину в одежде цветов гвардии герцога.
Высокий зеленоглазый треттинец, с сединой уже давно поселившейся в усах, годился ей в отцы. Широкими плечами он закрывал дверной проем и чем-то напомнил Дэйта, с той лишь разницей, что уроженец Горного герцогства был еще массивнее и куда сильнее зарос бородой.
Мильвио представил его перед уходом, но ей пришлось приложить волевое усилие, чтобы вспомнить имя.
Альберто? Альфредо? Нет. Адельфири. Сиор Адельфири де Ремиджио. Лейтенант второй роты гвардии его светлости.
— Сиор де Ремиджио, что привело вас?
Указывающей показалось, что ей удалось смутить его этим вопросом.
— Пора покидать дворец, сиора. — Голос у него не был голосом солдата. Скорее уж певца. Глубокий, чистый, тягучий. — Какие будут приказы?
Она неспешно, очень аккуратно, убрала Фэнико обратно в ножны, собираясь с мыслями. Мильвио говорил ей, ведь говорил, но в тот миг это было столь не важно...
— Приказы?