Оба приговорённых хорохорились, но видно было, что страх всё больше овладевает ими. Взгляд Наместника, однако, был направлен не на них и не на цвет Лиметты, что восседал на других трибунах, а на места, отведённые для родственников приговорённых. Да, по регламенту, супруги и наследники были обязаны присутствовать на казни и демонстрировать равнодушие к судьбе близких.
Одна из женщин успешно справлялась с задачей, другая обессиленно лежала в кресле, заливаясь слезами. Юный наследник лорда Навеля, почти ребёнок, проявлял завидную выдержку. Холодно улыбался, высокомерно поглядывал на окружающих, стараясь, однако, сидеть и поворачиваться так, чтобы как можно лучше прикрывать свою горюющую мать. Другой паренёк, примерно того же возраста, сидел с каменным лицом и, кажется, пытался копировать его, Мара, позу и выражение лица.
Четвертование Командующий считал мерзкой придумкой садистов и ненавидел всей душой. Страдания этих детей и женщин тронули его сердце, а потому, закон перетопчется. Пока здесь он — закон. Подал знак Квадру и, когда тот подошёл, передал свой приказ. Тот с привычно каменным лицом отправился к распорядителю.
Теперь всё завертелось быстро. Распорядитель выступил вперёд и объявил, что по милости Лорда Наместника четвертование будет заменено на отсечение головы. Эшафот застлали тёмной тканью. Приговоренным надели мешки на головы. Два взмаха меча и всё было кончено. Одна из вдов ушла своими ногами, другую унесли слуги. Мальчики держались. Бледные, но не уронили ни слезинки.
Когда Наместник спустился с трибуны, то увидел, что его дожидается не кто-нибудь, а лорд Дарбор собственной персоной.
Если, правда, что уроженцы Запада — потомки волшебных рас, то предками этого достойного лорда явно были дворфы. Он всячески это подчеркивал: невысокий, но с очень широкой, крепкой фигурой, он носил длинную окладистую бороду. Был, наверняка, самым богатым представителем аристократии и, явно, самым хитрым. Тщательно прятал свои богатства и неустанно их преумножал. Не плел интриги и строго соблюдал закон. Его, казалось, вовсе не интересовала политика, а только деловые операции. Племянника, который влез в предыдущий заговор, попытался спасти, но когда понял, чем это грозит остальной семье, выдал его.
Он был, несомненно, самым влиятельным среди патриархов Лиметты, но никогда не проявлял ни малейшей заинтересованности в сотрудничестве с новой властью. И вот теперь стоит перед ним с подобающим случаю, но вместе с тем хитрым лицом:
— Вы проявили удивительное милосердие к тем, кто едва не отправил вас к праотцам, Лорд Наместник! Да ещё и озаботились тем, чтобы несчастные сохранили достоинство и не остались в памяти людской с искажёнными страхом лицами. Это поистине милосердно! — протянул он ехидно.
— Вид отсечённых голов родителей — не то, что должны видеть дети. Даже если это дети изменников, — хмуро глянул на него Наместник.
— И вам не хотелось их крови и страданий? — препарировал его острый взгляд из-под кустистых бровей. — Воздаяния за ваши страдания, так сказать?
— Крови и страданий я, милейший лорд, увидел на несколько жизней вперёд, — холодно парировал Командующий. — Закон исполнен и этого достаточно.
Он устал от этого разговора, от всей этой давящей обстановки и хотел скорее уйти, но старый лорд вцепился клещём:
— Сегодня вечером в Ратуше состоится приём в вашу честь, дорогой Наместник. Первый после того прискорбного случая. Почтите ли вы его своим присутствием? Я и моё слово выступаем гарантией вашей безопасности. Мы будем чествовать вас и вашу милость к городу. Кроме того, юные лорды Карн и Навель жаждут лично поблагодарить вас за милосердие.
Дарбор говорил, вроде бы неспешно, но так, что слово вставить невозможно и Мар был вынужден выслушать тираду до конца.
Коротко кивнул лорду. Устал. Для менталиста — сущий кошмар долго находиться в толпе, особенно в такое время. Поднять щиты и отрезать себя от мыслей окружающих тоже было нельзя. Риск нового покушения никто не отменял.
Кажется, старый пройдоха видел и анализировал всё: его бледность, бисеринки пота на лбу, судорожно сжатую в кулак руку, ту, что он по идее и видеть-то был не должен.
— Отдохните, дорогой лорд. А вечером добро пожаловать! — выдал он на диво нормальным голосом, поклонился и, громко топая, ушёл.
Приём был роскошен, лорды не поскупились. Это можно было расценивать двояко: как извинение за покушение, или как признание власти короля, реалий жизни провинции и попытку сотрудничества. И то, и другое Наместника устраивало.
У него были свои планы на этот вечер, потому он не дал Дарбору взять себя в оборот и перехватил инициативу. Взял слово, поблагодарил за приём, рассыпался в положенных любезностях, а после продолжил: