Цветок Прерий

– Я не буду обижаться на тебя, мамочка. Я очень люблю тебя.

– И я тебя люблю.

Фрэнки спрыгнула с кровати и обняла мать.

– Я очень рада, что Калифорния – мой папа. Теперь у меня есть папа, как у Исси, только мой лучше!

– Я согласна с тобой, малышка, но, пожалуйста, не говори Исси, что твой папа лучше, а то она обидится.

– Я не скажу Исси, – пообещала девочка с хитрой улыбкой. – А мое платье уже готово? Я хочу танцевать с моим папой!

Маккензи улыбнулась.

– Все готово.

Она помогла Фрэнки одеться, завязала пояс красивым бантом и, пока девочка оценивающе разглядывала себя в зеркале, расправила ленты в косичках.

– А Калифорния знает, что он мой папа? – неожиданно спросила Фрэнки.

– Да, детка. Он знает это абсолютно точно.

– А он любит меня так же, как и ты?

– Он очень любит тебя. Фрэнки улыбнулась.

– Здорово! Тогда ему придется непременно танцевать со мной!

Праздник удался на славу. Маккензи цвела, как майская роза. Хотя объявление о предстоящей свадьбе многие гости встретили лишь вежливыми аплодисментами, а некоторые не скрывали крайнего удивления, те, кто был дорог Маккензи, очень обрадовались. Эймос от всего сердца обнял и поцеловал Маккензи, после чего ему пришлось терпеть насмешки Лу, утверждавшей, что он рад свадьбе Маккензи больше, чем своей собственной. Нелли Кэшмен, обняв обоих, прошептала Маккензи на ухо: «Долго же ты разбиралась в своих чувствах!» Гас Бигли сдавил Маккензи своими ручищами, как медведь, чем немало удивил ее, а его жена Миллисент сдержанно клюнула Маккензи в щеку и сказала, что Калифорния Смит – хороший человек несмотря ни на что. Израэль Поттс пожал руку Кэла и дал свое благословение, как будто без одобрения помощника шерифа свадьба не могла состояться. Даже Бей, Мако и Исти пожелали паре счастья. Их темнокожие жены, скромно державшиеся в тени, робко вышли вперед и по очереди сказали Маккензи несколько тихих слов, держа ее за руку. Маккензи улыбалась и благодарила их, хотя не поняла ни слова.

Веселье продолжалось очень долго – последний гость сдался и пошел устраиваться на ночлег за пару часов до рассвета. Работники ранчо спали богатырским сном – объявление о предстоящей свадьбе хозяйки послужило хорошим предлогом для того, чтобы выпить изрядное количество домашнего вина и значительно уменьшить его запасы. Маккензи позволила им расслабиться, во всяком случае, завтра воскресенье, и они успеют прийти в себя до того, как начнут работу со скотом в понедельник.

Загон скота. Маккензи ненавидела время года, когда животные «отгуляли свое». Каждую весну и каждую осень стадо собиралось, молодых телят связывали веревками, выжигали клеймо «Лейзи Би» и делали надрез на ухе. Скот, предназначенный для продажи, отделяли от стада и запирали, готовя к отправке на станцию. Загон скота всегда был самой утомительной работой на ранчо. Подавшие с ног от усталости ковбои становились вспыльчивыми, в воздухе носился запах дыма и паленой шерсти. Маккензи всегда было жалко телят, жалобно ревущих от боли в порезанных ушах и обожженном месте. В этом году придется особенно трудно, потому что Натан Кроссби наверняка выжидает в засаде, как койот, пока они начнут натыкаться на животных с измененным клеймом и объявят их собственностью «Лейзи Би».

Маккензи знала, что предстоит тяжелая неделя, но все же, в этом году ей будет легче провести это тягостное мероприятие, потому что Кэл всегда будет рядом.

ГЛАВА XIV

– Мак, я не хочу неприятностей. Предоставь мне справиться с этим самостоятельно.

Маккензи скрестила руки на груди и нахмурилась.

– Мистер Смит, не становитесь невыносимым мужем еще до свадьбы. Ты пока не хозяин здесь.

На Маккензи были надеты брюки из грубой материи и тонкая батистовая рубашка, на шее завязан платок, руки защищали кожаные перчатки, пламя рыжих волос было спрятано под потрепанной фетровой шляпой, и грозный огонь пылал в изумрудных глазах.

– Я столько лет отвечала за все на этом ранчо, что просто не могу спокойно сидеть дома и печь пироги!

Она так резко дернула подпругу, что Долли громко фыркнула, подняв в воздух фонтанчик соломы.

– Кэл, ну, в самом деле! Не можешь же ты рассчитывать на то, что я останусь дома в первый день загона скота!

Кэл вздохнул и отвязал поводья Раннера от железного кольца.

– Боюсь, ты не ожидаешь того, что может случиться, – сказал он, – но ты всегда была упряма, как осел в жаркий июльский день.

Выводя Долли из конюшни, Маккензи лукаво взглянула на Кэла.

– Так не разговаривают с матерью твоего ребенка!

– Что же делать, если мать не понимает, что я забочусь о ее здоровье и хочу, чтобы она родила и других детей?

Выйдя из конюшни, они увидели низкое серое небо. Горы отбрасывали темные тени, над ними небо было бледно-розовым. Возле площадки для выгула лошадей молча переминались с ноги на ногу ковбои. Их настроение соответствовало этому мрачному утру – люди и оседланные лошади стояли, опустив сонные головы. Маккензи подозревала, что большинство из них еще не пришло в себя после субботней попойки.