Цветок смерти, или Правдивая история Рас-Альхага, единственного мага, который умел колдовать без головы (СИ)

— Ни один лекарь не властен исцелять души. Ведь это я убил отца. Молчи, не смей перебивать! Капля по капле я подливал ему яд — в питье и в еду, в постель и на одежды, и на уста женщин, которых он целовал. Не догадался никто, даже старый змей Альхаг. О, я был осторожен! Я сумел просчитать все до мелочей, не учел лишь той малости, которую нельзя пощупать или измерить, которой, как говорят некоторые, вовсе не существует. Я говорю о душе. Я смог совершить убийство, но так и не научился с этим жить. Каждую ночь отец приходит ко мне, становится в изголовье моего ложа и оплакивает меня, и просит Создателя меня простить. Создатель простит, ведь он милостив. Но к чему мне его прощение, если сам я не прощу себя никогда!

Признание было страшным, хотя, услышав его, я перестал удивляться. Любой болезни есть причина. Теперь я узнал причину недуга Ариовиста.

— Что же я за чудовище такое! Придя в этот мир, я отнял жизнь у своей матери, повзрослев, отравил отца!

— Ваши родители с радостью отдали бы за вас жизни! — возразил я. Но что я мог знать о родительской любви, если самым близким мне человеком был вор, который умер бы за кувшин вина, но никак не за меня?! Принц безошибочно уловил фальшь в моем голосе.

— Я вспоминаю времена, о которых предпочел забыть, полагая себя взрослым. Как отец сажал меня на колени, как делился он со мной мечтами и планами, как в ясные ночи по спиральной лестнице мы вместе восходили на башню, где рассматривали небо в зрительную трубу.

"Нет ничего прекраснее, — говорил тогда отец, — чем сияние звезд на тверди небесной. Такие светлые, такие чистые! Там, в небесной выси, они превыше злобы и коварства нашего бренного мира. Их не смущают сомнения, им чужды пороки, они безошибочно отделяют свет от тьмы. Полные светом, они дарят его нам. Так и ты должен хранить свет в сердце своем, и тогда ты возвысишься над пороком и злом".

Когда я начал подрастать, отец чаще стал предоставлял меня самому себе. Государственные заботы требовали его неусыпного внимания. Внимания требовал и я — избалованный, закостеневший в гордыне и эгоизме. Я не понимал, что отцом движет необходимость, а не желание. Долгу перед страной, перед людьми от жертвовал себя без остатка, а я, меряя мир лишь собой, думал, будто важнее меня отцу корона. Мы отдалялись друг от друга. Он жил ради страны, а я мучился скукой, порожденной бездельем. Не умея развлечься сам, я искал забав. Я был наследным принцем и позволял себе все, на что только способно самое изощренное воображение. Отец пытался меня образумить, но я был глух к его мольбам. Приятели, которыми я себя окружил, шептали, что старик не хочет уступать мне престол. Будто бы Альхаг, которого он приблизил, обещал сварить королю эликсир бессмертия. И я поверил клеветникам. Ослепленный жаждой власти, я отравил самого близкого мне человека! Единственного, кто действительно любил меня!

С тех пор я страшился смотреть на звезды. А вчера поднял лицо к небесам и не смог вынести их сияния. Ты можешь назвать меня трусом, и будешь абсолютно прав. Я хочу сбежать, сбежать в забвение, оттого что превыше моих сил и дальше нести на себе этот груз.

Из меня получился бы скверный король, перед лицом смерти я могу перестать обманываться, будто что-то значу. Ты — другое дело. Я едва переносил тебя — вора, выскочку, ибо ты воплощаешь то, что при дворе принято презирать. Но постепенно из-за нашего сходства мне все больше начало казаться, что ты — это я, только лучшая моя половина. Таким хотел видеть бы меня отец. Таким мог бы я стать, не родись в клетке дворцовых стен: независимым, свободным, не скованным иными условностями, кроме собственной совести. Альхаг разглядел тебя раньше. А я-то удивлялся, зачем старый змей тебя пригрел.

— Опомнитесь, ваше высочество! Мне не нужна корона!

Держать Ариовиста становилось труднее. Ладони мои сделалась скользкими от пота, горели плечи, на которые приходилась тяжесть принца. Он же вместо того чтобы бороться за жизнь, занимался самобичеванием, выбрав для этого крайне неудачное время и место. Подумать только: человек, висевший над пропастью, бредил звездами! Я был уверен, что у Ариовиста помрачился рассудок.

— Не тешь себя иллюзиями, будто властен что-то решать. Хочешь ты того или нет, корону на тебя наденут.

Черт возьми, да я ничего не понимал в управлении страной! Я легко мог срезать кошелек у зазевавшегося прохожего или проникнуть сквозь запертую дверь. Благодаря Сагитте я худо-бедно научился метать кинжалы и размахивать саблей, но даже последний конюх смыслил в государственных делах больше моего. Я не умел ни читать, ни писать. Считал я ровно до тринадцати, чтобы пересчитывать количество монет. Политика была для меня тайной за семью печатями. Смешно — на вора надевают петлю, а не корону.