Цветок смерти, или Правдивая история Рас-Альхага, единственного мага, который умел колдовать без головы (СИ)

Двор предвкушал потеху. Обратной дорогой лишь две темы будоражили умы придворных: подстреленная арлом лиса-чернобурка и мой поединок с Шаулой. На исход поединка заключались пари, предъявлялись и разбивались в пух и прах доказательства, до хрипоты велись споры — победит ли воинское искусство или все-таки одержит верх магия.

Среди всеобщего радостного возбуждения я старался выглядеть беззаботным, но то было натужное веселье. Вороний грай преследовал меня, искрящийся на солнце снег казался погребальным саваном, и от его белизны слепило глаза. Достигнув дворца, я поспешил укрыться в своих покоях. Но побыть одному мне не дали. Едва захлопнулась дверь, как Сагитта набросилась на меня с упреками:

— О чем только ты думал, когда вызвал его?!

Я был готов к ее натиску.

— О том, что прежде его вызвала ты.

— Ты безумен!

— В том лишь, что безумно люблю тебя и не желаю смотреть, как Мантикор станет тебя убивать. А после жить под гнетом вины. Уволь, этот груз не по моим плечам.

— Какая глупость!

— Глупостью было вызывать Шаулу на поединок!

На нашу ссору взирали: камердинер-богомол, опустив нижнюю челюсть и удивленно вздернув брови, герольд с выражением ужаса на лице и пажонок — этот был в восторге. Браго и Драко опустили долу глаза. Их мучило желание вступиться, однако оба молчали.

— Все вон! — заорал я, сам себя устыдясь. Но дело было сделано, свита шмыгнула за дверь, оставив меня наедине с разъяренной колдуньей.

— Он поставил под сомнение твою честь! — голос Сагитты сорвался на крик.

— Забыла, кто я? У вора нет и не может быть чести, ты защищаешь битую карту! — кричал я в ответ.

— У меня были все шансы покончить с Мантикором!

— У Альхага их было не меньше, однако Альхаг мертв!

— Мантикор погубит и тебя!

— Тогда тебе стоило молчать. Неужто ты рассчитывала, будто пока будешь сражаться с колдуном, я спокойно постою в стороне?!

— Принц поступил бы так!

— Я не принц.

— Еще не поздно, откажись от участия в поединке! Я выйду вместо тебя.

— Черта с два ты выйдешь против Мантикора!

Сагитта требовала, ругалась, улещивала. Я был непоколебим. Всегда с радостью уступавший желаниям колдуньи, на сей раз я стоял намертво. Убедившись в тщетности споров, Сагитта принялась гонять меня по ристалищу. Я покорно исполнял ее указания, хотя ни на минуту не верил, что освоенная наспех воинская наука поможет мне одолеть Мантикора. Рыцари учились ратному делу с детских лет под руководством битых всеми войнами наставников, в моем же детстве были только Енох и палка вместо меча. Сагитта это тоже понимала, но такова была ее натура, что любое действие было для нее предпочтительнее покоя. Я и сам был таким, и потому не спорил зазря.

— Тебе нужны доспехи, — убеждала меня колдунья. — В них твое преимущество, потому что защита Шаулы будет магической, а в таком доспехе больше иллюзии, чем правды. Вспомни, как Шаула превратился в Мантикора. Будь он облачен в настоящую броню, ему бы это не удалось.

По моей просьбе доспех был пожалован мне арлом. В качестве платы я предложил единственное, чем обладал и мог распоряжаться — драгоценные камни, подобранные у Самоцветного ручья. Годерикт от камней отказался, но высказал некое пожелание, которое по сути стало условием помощи, о котором вы непременно догадаетесь по ходу дальнейшего повествования.

Роль оруженосцев взяли на себя Браго и Драко. На протяжении нескольких дней они терпеливо облачали меня в дублет из прочного льна с шелковой подкладкой, к которому крепились полосы кольчуги, призванные защищать участки тела, не прикрытые стальными пластинами доспеха. За дублетом следовали стеганые штаны и пара кусков тонкой шерсти, обернутых вокруг колен, чтобы поножи не терли кожу. На меня надевали башмаки и облачали ноги в броню. Вощеными толстыми шнурами воины закрепляли дублет на моих плечах, а штаны — на бедрах. Далее следовали верхние и нижние наручи, и защитив руки и ноги, воины принимались заковывать тело. Для крепления деталей применялись многочисленные ремни и застежки. Все действо занимало около двух часов.

Не привычный к стальному облачению, я чувствовал себя стесненно. Между тем, следовало отдать должное оружейникам арла, доспехи были довольно удобны в носке и не особенно тяжелы.

Но на одно лишь воинское мастерство колдунья не уповала. Стараниями Сагитты с внутренней стороны детали доспехов были испещрены таинственными рунами и символами, постичь смысл которых я даже не пытался. Их же Сагитта начертана на моей одежде и на теле. От чернил страшно чесалась кожа, зуд раздражал меня, и это раздраженье, для которого не оставалось места в моей переполненной страхом душе, выплескивалось грубостью и язвительными шутками:

— Лучше бы ты сплясала вокруг меня голой. Я слышал, будто это самая верная защита от холодной стали.

Колдунья терпела. Терпели все, пока мое настроение по нескольку раз на дню менялось от сквернословия к высокопарности.

Когда портной вознамерился снять с меня мерку, я окрестил его гробовщиком. Он неподдельно оскорбился: