Цветок смерти, или Правдивая история Рас-Альхага, единственного мага, который умел колдовать без головы (СИ)

— Надо же, ваше высочество, в кои-то веки вы решили продемонстрировать стойкость характера. Похвально, похвально, но абсолютно неуместно. К чему вам королевство теперь, коль скоро оно никогда не занимало вас прежде? О, вы беспокоитесь о замках и титулах? Они останутся при вас. Вам будет назначена рента, к примеру, в тысячу солнцеликих в год. Нет? Хорошо, пусть будет две тысячи — оцените мою щедрость. И вы сможете в свое удовольствие предаваться охоте и поединкам. Дела государственные отнимают время и силы. Я стар, во мне давно перегорели страсти, а вам-то, вам ужели хочется губить молодость на нудные обязанности?.. Но не стану давить. Думайте, считайте, время терпит. Сивор, проводи его высочество в покои. Обед подавать не нужно, голод способствует ясности мышления.

Я был водворен обратно в темницу. Развязать меня Сивор не потрудился, но спасибо, мешок на голову надевать не стал. Хотя много ли проку от зрения в кромешной тьме? Голодать мне не впервой, я умел отрешиться от голода. Я ерзал, пытаясь высвободиться из пут. Мелькнула шальная мысль: может, крысы перегрызут их? Помнится, раз на ярмарке выступал слепой музыкант, он играл на флейте, а две белые крысы, такие же слепые, став на задние лапы, кружились под музыку. Но местные твари отчего-то не спешили прийти мне на помощь. Наверное, секрет слепого музыканта заключался во флейте, которую мне взять неоткуда. Значит, придется обходиться своими силами.

Наощупь я обошел камеру, пытаясь найти выступ поострее. Искал я долго, но в конце концов мои усилия были вознаграждены осколком булыжника. Еще ни одному авруму, ни одному солику не радовался я так, как этому шершавому камню. Я ухватил его и принялся пилить веревки. Не буду рассказывать, как камень выпадал из моих онемевших пальцев, как поднимал я его и снова и снова пилил, и кромсал, и дергал. Ребята всегда повторяли, что я упертый, как баран. Пусть баран, однако на сей раз упрямство сослужило мне добрую службу. Освободившись, я выдернул кляп и припал к стене, по которой сочилась влага, слизывая набегающие капли. Вода отдавала плесенью, но за все сокровища мира я не смог бы оторваться от нее в тот миг.

Мне показалось, что с момента заключения миновали сутки. Я успел не единожды обследовать камеру, где меня держали. Около двадцати шагов вдоль стен в форме неправильного четырехугольника, судя по всему, она замышлялась частью подземелий какого-нибудь родового имения или даже замка — уж чего-чего, а подвалов я успел навидаться! Когда послышался скрежет ключа в замочной скважине, я затаился за дверью, сжимая булыжник. Другого шанса могло не представиться.

Противник оказался увертлив, легко уклонился от удара и выбил камень из моей руки. Я от души двинул ему коленом, после чего в действие вступили неведомые силы, земля вздыбилась под ногами, и я был отброшен вглубь темницы. Чем-то эта ситуация показалась мне знакомой.

Вошедший принялся честить меня голосом Сагитты:

— Желаешь гнить под землей веки вечные? Предупреждал Браго не лезть к тебе, зря не послушала!

— Ты?!

— А ты мечтал увидеть любимого волкодава покойного короля Максимилиана? — огрызнулась женщина.

— Ты пришла за мной?!

— Нет, за королевским волкодавом! Коли желаешь и дальше наслаждаться гостеприимством герцога Орли, я уйду и замкну замок. Не мне соперничать с его светлостью.

— Но я думал…

— Что мы бросим тебя? Я начинаю думать, идея Браго была не такой уж и скверной.

Повторного приглашения мне не требовалось. Я двинулся прочь из темницы по памятным ступеням, но Сагитта остановила меня:

— Не сюда.

Женщина свернула в незаметный боковой проход, который разрешился длинным коридором. Коридор этот был так низок, что я то и дело задевал головой верхний свод. Здесь не было ни горящих факелов, ни каких-либо иных источников света. Я по праву гордился легкостью, с которой умел передвигаться в темноте, и чувством направления, но колдунья опять превзошла меня. Я шел, держась за стену, Сагитта же шагала уверенно, предупреждая о возможных опасностях:

— Осторожнее, через пару шагов свод обвалился. Не споткнись, впереди яма.

Ориентируясь на звук ее голоса, я двигался следом, минуя незримые, но оттого еще более опасные препятствия. Вышли мы в ночь, душную и терпкую. Позади сомкнулся густой кустарник, скрывая лаз. Мы находились у подножия холма в окружении полудюжины точно таких же холмов. Неподалеку ждали заседланные кони и темнел чей-то силуэт. Человек обернулся в нашу сторону. Повеяло ветерком, послышался тихий перезвон бубенцов. Неужто сам лейб-маг озаботился моим избавлением?

Дни скачки не прошли даром. Я вскочил в седло и понесся прочь, не оглядываясь на своих спутников. Точно выпущенный нож, взрезал я плотность ночи, ветер бил меня в грудь и свистел в ушах. Конь принес меня к берегу реки, где горел костер. У костра клевал носом Браго.

— Крысы живучи, — осклабился воин вместо приветствия.

Я оставил его колкость без внимания. Теперь, в безопасности на меня разом накатили и страх, и голод, и усталость. Глаза слипались сами собой.

Браго толкнул меня:

— Обожди спать. На-ка, глотни.