Цветок в его руках

Макс осторожно сел и стряхнул с рубашки сухие листья, нагнув голову, застегнул кожаный жилет. На нем была та же одежда, что и несколько дней назад, включая белый платок. Только выглядел парень так, словно извалялся в грязи.

Диган тут же вспомнил, что вчера шел дождь, и должно быть, парень поскользнулся и упал. Грязь засохла на щеке, рукаве и коленях, даже в пепельных волосах, отчего они торчали вихрами.

Заметив неровные, рваные пряди, Диган спросил:

– Где нож, которым ты расправился со своими волосами?

– У меня его больше нет.

– Если придется спросить еще раз, я заставлю тебя раздеться.

Макс выудил нож из сапога и рассерженно швырнул к ногам Дигана, прежде чем с перекошенным лицом уставиться на врага. Но гримаса тут же исчезла, а темные глаза округлились. Но не от страха. Страх было легко узнать, но и удивление тоже. На лице парня было именно удивление.

– Никогда не видел, чтобы охотник за головами так одевался, – выпалил он и опустил глаза.

Прежде чем ответить, Диган спрятал нож в сапог:

– Я не охотник за головами.

– Никогда не видел, чтобы законник так модно одевался.

– Я не законник. Просто делаю одолжение другу.

– Не мог выбрать другого времени для своей чертовой благодетели? – прошипел Макс.

Диган рассмеялся. Боже, он действительно устал, если позволил себе признаться в помощи другу. В работе такого рода нельзя выказывать эмоции. Улыбку могут не так понять. Смех может растопить страх там, где это не нужно. Хмурое лицо может побудить уже испуганного противника выхватить пистолет. Но Доусон пока что не выглядел испуганным. Только злым, как черт. Впрочем, он еще малыш, судя по виду, ему лет пятнадцать-шестнадцать. Такие мальчишки могут быть безоглядно дерзкими и храбрыми, забывая о здравом смысле. А этот вытаращил на него глаза, и все из-за проклятого смеха.

Диган ногой подтолкнул к Максу моток веревки:

– Обвяжи концом щиколотки. Если сплутуешь и не затянешь веревку, тебе не понравится, как я ее затяну.

В глазах парня снова сверкнул гнев, губы сжались в тонкую линию. Он вовсе не торопился затягивать веревку. Грант слишком устал, чтобы его торопить. Как только Доусон будет связан, Диган сможет немного поспать.

– Почему ты торчишь в окрестностях Хелены, малыш? Из-за девушки?

– Какой девушки? – переспросил Доусон, не поднимая глаз.

– Которую ты постоянно навещаешь в городе.

Трясущийся от злости Макс попытался встать, но ноги были связаны на совесть.

– Если ты что-то сделал Луэлле…

– Я похож на человека, способного что-то сделать женщине?

– Черт побери, да!

– Хотя я без труда могу выяснить все, что мне нужно, не прибегая к насилию?

– Потому что ты выглядишь опасным, – хмыкнул Макс. – Тебя все боятся.

Диган пожал плечами:

– Я просто перекинулся с ней словечком. Она не слишком разговорчива, мало того, пыталась направить меня в другую сторону, подальше от тебя.

Доусон расплылся в улыбке.

– Она хороший друг и знает, что я невиновен.

– Ничего такого она не знает. Просто верит в то, что ты ей наплел.

– Но я невиновен!

На этот раз в голосе парня не было враждебности, только грусть, что удивило Дигана. Но он предположил, что именно такими приемами мальчишка убедил в своей невиновности Луэллу и всех, кто мог узнать его. Лучше бы приберег свой спектакль для присяжных.

– Невинность не вывешивается на плакатах о розыске преступников. Кстати, твоя возлюбленная – единственная причина, по которой ты тут торчишь, или задумал ограбить еще один банк?

– Я пробирался в Канаду, но услышал, что там большинство говорит на французском, и передумал. Я знаю испанский, но не французский. Может, мне лучше отправиться в Мексику?

– Пока что ты отправишься в тюрьму. Надеюсь, это ты уже понял?

– Я не так глуп, щеголь, – прорычал Доусон.

Последнее было спорным утверждением. Нарушение закона обязательно было связано с чьей-то глупостью или отчаянием. По крайней мере, если речь шла о мужчинах. Но такие мальчишки могли совершить преступление просто ради забавы, потому что слишком молоды и бесшабашны, чтобы думать о последствиях. Максу Доусону, наконец, придется повзрослеть.

– Становись на колени.

– Зачем?

Диган не ответил. Молча ждал. Не в его привычках было говорить много. За многие годы он разговорился лишь однажды, с Тиффани Уоррен, когда та изображала экономку Каллаханов. Но Тиффани напоминала ему о стольких вещах, от которых он отказался. И она так и сыпала вопросами, несмотря на то, как сильно нервничала в его присутствии, поэтому было трудно отмалчиваться.

Но Доусон пробуждал в нем любопытство с того момента, как он увидел парня, вылезавшего в окно борделя. Такой живой, такой энергичный. Смеющийся. Счастливый бандит. Но Диган посчитал, что причиной этому первая влюбленность.

Парень встал на колени. Диган проверил узлы веревки и для верности несколько раз обернул ею ноги Доусона.

– А теперь руки.

Через несколько минут Доусон был надежно связан веревкой, тянувшейся от ног до скрученных рук и шеи, на которой красовалось несколько петель.

– Да ты хоть представляешь, как это неудобно? – яростно взвыл Макс, когда Диган толкнул его на пол, так, чтобы он мог лежать на боку.