Цветок в его руках

Парень поднялся, настороженно глядя на него. Диган схватил Макса за шиворот и повел к вершине холма. Он не стал поднимать сброшенную Максом одежду. Его трясло от бешенства. Да что там, он в жизни не злился так, как в эту минуту!

Диган втолкнул Макса в хижину и только тогда отпустил. Фонарь все еще горел. Теперь в темных глазах Макса плескался страх. Давно пора!

– Вот что сейчас будет, – тихо предупредил Диган. – Ты снимешь рубашку.

– Черта с два!

Макс пятился, пока не уперся в стену.

– Если я сделаю это сам, на твоей рубашке не останется ни единой пуговицы. Если это твоя единственная, тем хуже для тебя. Меня интересуешь не ты. Только то, что у тебя под одеждой.

– Ну есть у меня грудь, так что? Тебе необязательно ее видеть, когда ты уже коснулся…

– Никаких претензий и притворства, и не смей приказывать мне, парень! Покажи, или я увижу сам. Выбор за тобой.

Диган увидел влажный блеск в темных глазах, яростно смотревших на него. Он мог бы сжалиться, не будь так взбешен и раздражен. Если Макс девчонка, что ему с ней делать, черт возьми?

Рубашка расстегивалась очень медленно. Если бы не жажда убийства в ее взгляде, Диган подумал бы, что она его соблазняет. Она отвела полу черной рубашки, открыв грудь, небольшую, но достаточно пухлую и, по его мнению, невероятно красивую. Именно это заставило осознать, каким он был дураком, когда так долго обходился без женщины.

Она стала открывать другую грудь. Должно быть, он глазел на нее слишком долго. Если вначале она не старалась соблазнить его, делала это сейчас. Ему стоило поймать ее на этом. Показать, что бывает, когда играешь с огнем. Но, может быть, она получит все, чего добивается?

Он отвернулся:

– Прикройся.

Неизвестно, послушалась ли, но она налетела на него со спины и принялась колотить:

– Счастлив, сукин сын? Это ни черта не меняет, как тебе хорошо известно!

Разве? Возможно, нет. Макс Доусон, женщина, все еще разыскивается за убийство и ограбление банка. Что бы сделал Джон Хейз при подобных обстоятельствах? Его обязанность, разумеется, арестовать и доставить ее в тюрьму, а уж дело суда решить, виновна она или нет.

Барабанившие по спине кулаки не сильно досаждали ему; он загораживал выход из хижины, потому не сразу обернулся к ней. Дал ей время застегнуть рубашку, а себе – забыть о том, что эта рубашка прикрывает. Когда он все же обернулся, Макс металась по крохотной комнате, пиная обрезки веревки и сухие листья – единственное, что можно было пнуть.

Фонарь стоял в переднем углу, справа от Дигана, веревка лежала слева, она и близко не подходила. Держалась от него как можно дальше. Хорошо, что он захватил целый моток. Придется использовать весь остаток.

– Сними сапоги, – велел он.

Она остановилась, чтобы пронзить его негодующим взглядом, но все же плюхнулась на пол и потянулась к сапогу.

– Конечно! Почему бы нет! Можно подумать, здесь недостаточно воняет!

Когда первый сапог был отброшен, на пол упала пара ножей. Третий оказался в другом. Диган покачал головой, не веря собственным глазам. Один нож точно был спрятан под листьями. Она не смогла бы сунуть руку в сапог, когда была связана. Определенно, она соблюла все меры предосторожности, натолкав в сапоги столько оружия.

Он глянул на ее ноги и увидел поношенные серые носки в дырках. Интересно, снимала ли она сапоги до этого момента? И мылась ли вообще? Должно быть, да, потому что от нее не несло потом. Но наверняка не умывалась после дождя. Заляпанное грязью лицо выглядело маской и не самой красивой. Знала ли она, как выглядит? И есть ли у нее зеркало?

Теперь, когда он знал, куда смотреть, видел два бугорка под ее рубашкой. Жесткий кожаный жилет служил корсетом, расплющив и скрыв их. Дигану следовало бы собрать ее вещи, разбросанные по склону холма, и позволить ей надеть жилет. И все же он никак не мог принять тот факт, что под этим грубым, грязным обличьем скрывалась женщина.

Он обшаривал ее глазами. Широкая черная рубашка была заправлена в такие же широкие черные штаны, что делало ее талию и бедра бесформенными. Она правильно выбрала одежду, скрывавшую ее женскую фигуру. Он никогда не поверил бы, что Макс Доусон – женщина, если бы своими глазами не видел ее прелестные грудки.

Диган поднял все три ножа и выбросил за порог, прежде чем приказать:

– Можешь надеть сапоги, но оставайся на месте.

– У тебя доброе сердце, щеголь, – съязвила она.

Он поднял с пола обрезок веревки, достаточно длинный, чтобы связать ей руки за спиной. И хотя не мог заставить себя скрутить ее, как прежде, знал, что связанные руки помешают новой попытке сбежать.

Потому он взял остаток веревки и обернул ее руки и торс, толкнул к дальней стене и усадил так, чтобы девушка могла к ней прислониться.

– Беру свои слова назад. У тебя вовсе нет сердца.

– Заткнись, – глухо бросил он, – иначе привяжу тебя к дереву.

– Предпочитаю дерево, если это означает, что мне не придется быть в одной комнате с тобой.

– Я не предлагаю.