Цветок забвения. Часть 2 (СИ)

Вопреки распространённому мнению, в речи Дев есть ругательства. И только что меня обозвали самым оскорбительным из них. Это было грязно. Но у детей грязные ругательства обычно вызывают приступ какого-то злого, запретного восторга.

Впервые в жизни я подумала о том, что хочу закопать саму себя в своём же саду. Спрятаться как можно надёжнее. Но всё, что я сделала, загородила себя руками, низко опуская голову.

— Ты знаешь, как выглядят мужчины? — ахнули её подружки.

— Они неряшливые, грубые и вечно на всё таращатся.

Мята отгородила меня от хохочущей толпы. Сделав это, она защитила меня от сегодняшних нападок, но обрекла на дальнейшую ещё более жестокую травлю. Я должна была постоять за себя сама, как и было принято в нашем клане.

— Чили, ты хочешь поговорить о том, как выглядят мужчины? — уточнила наставница.

Её голос звенел силой, но на Чили — дитя Метрессы — её техники не действовали. И чтобы показать это всем нам, Солнце дерзко ответила:

— Вам решать, наставница, о чём будет наш первый урок.

— Я думаю, драгоценный плод нашей госпожи должен, прежде всего, уметь отличать мужчину от своей сестры. Это важно знать, чтобы впредь не раскидываться подобными оскорблениями так легкомысленно. — Мята пошла к ней, и я увидела, как напряглась служанка Чили. — Тебя это может шокировать, конечно, но мужчина отличается от женщины в первую очередь…

Я видела, как шевелятся губы Мяты, и как смотрит на неё исподлобья Чили, становясь всё мрачнее. В отличие от своих подруг она не выглядела шокированной. Наверное, потому что была достаточно образованной, чтобы вообще ничему не удивляться.

Внезапно в «урок» вмешалась присматривающая за Чили женщина. Она подошла к Мяте вплотную, становясь так близко, будто хотела её обнять, хотя вообще-то — наоборот. Что-то едва слышно прошептав, она процедила под конце:

— Мы пришли сюда только ради ритуала. Дай Чили и Виоле выбрать косточки, а обучать их будет сама Метресса. Так что мы больше тебя не потревожим.

Глядя на них, я поняла: только что произошло что-то жуткое, недопустимое в нашем клане, сулящее большие перемены. Даже дети почувствовали это. Они водили взглядами от одной Девы к другой, в ожидании отнюдь не священного ритуала.

Но Мята всё же согласно кивнула.

Она поставила на каменную плиту широкое блюдо с выложенными на нём косточками. Вернув на лицо улыбку, наставница произнесла вдохновенную вступительную речь, которую озвучивала, по-видимому, не раз и довела её до совершенства. Рассказала парочку красивых легенд. Связала их с планом обучения, после чего указала на блюдо.

— Возьмите по одной косточке. Их тут столько же, сколько и вас. Можете довериться случаю, а можете выбирать сознательно. Все они собраны мной лично, здесь нет ни одной недостойной вас косточки, так что не переживайте — из них вырастут прекрасные растения. А то, насколько плодородными они будут, зависит только от вас. Когда подойдёт время Обретения Гармонии, вы будете держать их во рту, пока они не проклюнуться, напитавшись вашей сущностью. Вы посадите их, и они будут расти и набирать силу вместе с вами. Когда же настанет пора Песни и Танца вы разделите плоды своей любви и труда с едиными.

— А если я её случайно потеряю? — раздался чей-то смущённый голос.

— Тогда твоё обучение подойдёт к концу, — ответила Мята, и все тут же преисполнились чувства ответственности.

Конечно, первенство Солнца никто не посмел оспорить. Дочь Метрессы подошла к блюду и выудила из богатого разнообразия форм, размеров и цветов маленькую виноградную косточку. Тут же со всех сторон зазвучали заискивающие голоса. Породниться с прирождённой отшельницей хотели все. И Чили, осознавая это, самодовольно улыбалась, будто выиграла какое-то одно ей понятное состязание. Это был момент её триумфа, отменяющий всё, что сказала ей Мята до этого.

— Почему ты не идёшь? — спросила одна из девочек у меня.

— В моём саду очень много фруктов, и я их все люблю, мне будет трудно выбрать.

На самом деле, я стояла в стороне, потому что боялась снова оказаться в центре внимания, чего как раз ждала Чили, следя за мной. Как бы идеально она ни выглядела, ей не хватало чего-то, и это могло восполнить лишь чужое восхищение и моё унижение. Её подруги, чувствуя это, готовы были снова осмеять меня. Даже то, что я опять протяну куда-то свои руки будет поводом…

Но когда я подошла к блюду, там ничего не осталось.

Пусто.

Ни одной косточки. Кто-то взял две, чтобы досадить мне?

— Не расстраивайся ты так, — донеслось ехидно. — Тебе от неё всё равно не было бы никакого толка.

— Её нельзя растить в одиночестве. Это против правил.

— С тобой всё равно никто не станет водиться, так что просто смирись.

— Приглядись внимательней, Ива, — попросила Мята, наклоняясь ко мне. — Там есть кое-что специально для тебя. То, чего никто не заметил, но из чего вырастет прекраснейший цветок.