Цветок забвения

Защищать кого-то от поклонников Илаю ещё не приходилось. С его опытом это казалось просто невозможным: сдерживать ликующую толпу, а не готовую растерзать стаю. Кажется, для телохранителя разницы нет, но она была — вообще. И Илай обречён был думать об этой разнице, пока их неторопливая, чинная процессия двигалась по главной улице.

Маршрут включал только самые благовидные места, никаких кварталов бедноты и удовольствий, но людей набежало со всего города и его окрестностей.

Зеваки теснили стражу, лезли на крыши, ведь сегодня любой отброс мог почувствовать себя избранным. Вместо того, чтобы спасаться от надвигающейся армии Калек, они пришли поглазеть на трёх других отшельников… Хотя нет, горожане собрались здесь не ради него и даже не ради императора. Все здесь смотрели на Деву. На то, чему завещал прятаться сам Мудрец. На то, что Илай никому и никогда не собирался показывать: это был единственный способ защитить эту женщину. Но она его защиту отвергала, а сегодня вообще была настроена всех кругом провоцировать.

Илай ехал позади, глядя ей в спину. Движения её тела гипнотизировали. Ничего более соблазнительного он в жизни не видел… сказал бы он, если бы не видел её, лежащей на кровати и смотрящей на него в ожидании.

Хотел бы он знать, где Дева научилась так хорошо держаться в седле. Скорее всего, она ответила бы, что, конечно, не в его ящике. Ездить на нём ей не понравилось. Чёрт, он хотел исправиться и предложить ей объездить его по-другому. Хотел её бёдра у своего паха, и такие же плавные покачивания… плевать на темп, они бы всё равно слишком быстро добрались туда, где никто из них никогда не был. Даже она, живя в раю. Он бы показал ей, насколько это бывает хорошо… Но, вернись к ней память, она его к себе и близко не подпустит, потому что Калека уже показал ей, насколько это бывает отвратительно.

Рука сама собой легла на рукоять меча.

В голове не укладывалось, как худший из мужчин мог наслаждаться ей до изнеможения. Датэ, правда, трогал это тело? Просто увидел её, захотел и взял, даже не думая себя сдерживать. Вёл себя с ней, как хозяин… И считал себя её хозяином до сих пор.

Сжав пальцы на оружии, Илай покосился на фигуру, без труда скользящую в толпе. По-женски низкую и худую, укрытую с головы до пят дорожным плащом. Её движения и нагловатая манера идти напролом показались знакомыми, но стоило ему сообразить, кто именно за ними следит, в толпе пронзительно заголосило:

— Госпожа! Ясноликая, взгляни… посмотри на мою дочь! — Раскрасневшаяся горожанка изо всех сил рвалась к дороге, держа на руках больного ребёнка. — Прикажи ей жить! Я знаю, твой голос слышат даже глухие, даже мёртвые! Просто взгляни на неё и запрети ей умирать!

Простолюдины верили, что все проблемы Девы так и решают. Но вряд ли она с подобным справилась бы даже в своё лучшее время.

Процессия ускорила ход. Одинокий вой затерялся в восторженном гуле. Но в тот момент, когда Илай ослабил хватку на рукояти, Дева спорхнула с седла. Нагрудник блеснул, ослепляя. Шёлк взметнулся, как крылья птицы.

Отточенные на службе у предыдущего хозяина рефлексы помогли Илаю оказаться перед толпой раньше Девы. Мгновение спустя он понял, что уже отгораживает зевак от неё мечом. Кто-то попытался с этим поспорить, но, наткнувшись на лезвие, тут же дёрнулся назад.

Да, специализация этого меча не барьеры, а человеческое мясо, и вчера он, предаваясь воспоминаниям, с огромным энтузиазмом затачивал это лезвие. Держа клинок на уровне их шей, Илай смотрел на замершую перед ним мать. Она приподняла малышку, веря, что его рука дрогнет.

Пусть в этом торжественном шествии всё было по-другому, но люди использовали те же самые подлые приёмы, чтобы подобраться к его подопечному поближе.

Глупо.

В толпе послышался ропот.

Угрожать ребёнку и матери… Что за чудовище. Он точно заодно с императором? Ему место среди Калек.

Краем глаза Илай заметил, как подходит Дева. Её никто не остановил, а он не убрал меча, поэтому она наклонилась вперёд, почти касаясь лезвия тонкой шеей. Игнорируя оружие, она прижалась в долгом поцелуе ко лбу ребёнка. А когда отошла на шаг, то все кругом увидели, как румянец возвращается на детские щечки.

— Это дитя будет твоей отрадой и первой красавицей города, — сказала Дева, и Илай решил, что на этом его собственный парад паршивых воспоминаний подошёл к концу. Но нет, за всей этой суетой он совсем забыл о шпионе.

Женщина в дорожном плаще смотрела прямо на него, её глаза горели возбуждением. Ей понравилось зрелище, которое устроил именно он, а не Дева. Исцеление ребёнка не впечатлило её, а вот меч, застывший у детского личика — ещё как. Она хотела узнать, решится ли он переступить эту грань. Она протянула руку, чтобы толкнуть шатающуюся от радости мамашу…