Цветом света

Глубокой ночью с пятницы на субботу любовники находились в постели завершенной ими новой спальни. Женя была вмята в васильковую перину, обессилена и счастлива. Тело парило, в глазах блестели слезы, а внутри – ниже живота – билось сердце Евгения. Мужчина замер над ней, задрожал и, слабея, опустился лицом в подушку, коснувшись влажной щекой ее шеи. Женя почувствовала, как, бешено пульсируя, силы покидают его. Закрыла глаза, слезы вышли из берегов ее век и струйками побежали по вискам.

– Ты плачешь?

– Со мной это впервые… – ответила она. – Я никогда не плакала от сладости…

Ее глаза светились, как весеннее небо в Неве, и подслеповато моргали, слипаясь ресницами.

– Чудо мое, – расцеловал их Евгений.

– Чудо, – задумчиво проговорила девушка. – Чудо, – повторила она, перекатывая это слово на языке и нёбе. – Странно.

– Что, хорошая?

Она не отвечала, смотрела мимо, словно не могла решить какую-то важную, неожиданно возникшую перед ней задачу. Как почуял Лесков, очень непростую задачу, не с одним решением, каждое из которых, несомненно, было верным.

– Странно, что ты ни о чем меня не спрашиваешь, – наконец сказала она.

Евгений погладил ее живот:

– Я о тебе все знаю.

Она вздрогнула, недоверчиво посмотрела.

– Я знаю все, что положено мне знать. Ты такая, какой я тебя вижу, – он давал понять: дилеммы нет.

Но девушка пошла от обратного:

– Да. Меня порядком затянуло твое видение… – глаза ее снова заблестели, но это были не прежние слезы.

Поднялась с постели и накинула на плечи халат. Взяла с подоконника пачку «Уинстона»:

– Будешь?

– Нет, – беспокойно наблюдал он за ней.

Девушка закурила и, прихватив с собой пепельницу, вернулась в постель.

– Чудо, – сказала она твердо и энергично закивала. – Чудо – это наши игры в цветы-бабочки, чудо – это твои губы и голос, чудо – это… это пока я здесь – чудо!.. Прости меня, Женя, я не знала, что у нас так все получится. Честное слово, не знала!..

– Успокойся. Что тебя тревожит? Избавься…

– Избавиться? – Женя нехорошо рассмеялась. – Здрасьте, я ваша тетя Ася! Всех отбелит и залечит… – она прекратила смеяться так же неожиданно, как начала. – Не перебивай меня больше, пожалуйста. Я сама не своя становлюсь, это ты меня избаловал. Ты поднял меня слишком высоко. Сделал из меня птицу, звезду, загадку… А я закрыла глаза, заглянула в себя и шлепнулась в грязь… Ты посмотри, – она протянула ему свои ладони. – Я не загадка. Я – падаль…

Евгений безмолвствовал, давая ей выговориться. Но слова у нее не шли: с трудом собирались в нестройные, непонятные фразы. В итоге она все-таки беззвучно расплакалась, одной рукой прикрыв глаза, другой – трясущейся – поддерживая во рту сигарету. Лесков придвинулся ближе, осторожно обнял ее плечи. Девушка уткнулась лицом в его шею. Слезы растеклись теплым дождем по тощему телу художника.

– Что мне теперь делать?.. – нёбом, еле слышно провыла Женя. – Что нам делать?

– Ты, дорогая, меня совсем запутала. У нас есть какие-то сложности?

– Господи, какой же ты дурак!

Женя оттолкнула его и зажгла погасшую сигарету. Эти действия хоть как-то ее растормошили, и она заговорила более ровно и внятно:

– У меня есть еще одно имя – Перчик… Конечно же, не имя!..

– Женя…

– Только не останавливай меня сейчас! Я тебе рассказать хочу… – девушка снова затянулась дымком. – Я не свободна, Женя. Я… Кто же я сейчас? Я… я… Зачем я только это начала? – она вдруг успокоилась: – Поцелуй меня.

Лесков наклонился и мягко поцеловал лоб, веки, губы. Она томно потянулась, дернулась, как продрогшая. С сигареты на перину стряхнулся пепел.

– Ну и черт с ним, – обреченно бросила Женя и отвернулась. – Мне было шестнадцать, когда я приехала в Москву из Николаевска-на-Амуре. Это восемьдесят седьмой, конец июня. Я была гордой и глупой. Представляешь, хотела стать балериной! С пяти лет занималась в балетной школе. Преподаватель дал мне лестную характеристику в Пермское Высшее, а я поехала в Москву. И поступила. Сказали – блистательно! Впрочем, это была редкая похвала. Я проучилась полтора года. Тренинг был жесткий. Движение чувствовала – как ты говоришь – ловила с лету. Но меня подвела стипендия.

Все время мне помогала бабуля: пересылала свою пенсию. Бабуля у меня была – класс! Семьдесят шесть лет – и работает! И кем работает! – сторожем на оптовом складе! У нее в руках двухстволка, и все – танк не подойдет! Она лет до шестидесяти в тайгу одна на медведя ходила! Представляешь! И кроме нее, никого у меня не было.

Мать умерла, когда мне было девять лет. Отец женился во второй раз, у них родилась дочь. Когда мне исполнилось двенадцать, баба Аня забрала меня к себе. Приехала на мой день рождения и набила отцу морду. Прелестный был подарок! При мачехе жилось невесело, вот бабуля и не выдержала. Как сказала: «Дернула я, внученька, стопочку самогона, и потянуло меня на приключения».