Я спустился в кухню, где Джудит заваривала кофе и пекла блины с медом. Джофри, Энди, Майк и Ральф стояли вокруг стола, ели, пили и смеялись над какой-то пустяковой историей Джофри. И меня снова пронзило старое чувство собственной неполноценности, причиной которого на сей раз была вовсе не моя увечная нога. Все они: и седой Майк, и колченогий Энди, и беспечно хохочущий Джофри были намного мужественнее меня, и далеко не столь эгоистичны. Пока я хныкал и готовился навсегда проститься с жизнью, они набивали себе желудки и разрабатывали легкие. А ведь каждому из них предстояло рисковать жизнью! Надеясь, что бледность не выдаст мою скорбь по самому себе, я подошел к столу и взял кофе и печенье, которое услужливо протянула мне Джудит.
- Выйди-ка на минуту и подожди меня на крыльце, - сказал я тихо, улучив момент, когда девушка подавала мне мед. Она открыла дверь на задний двор, при этом Джофри отметил:
- Смотрите, светлеет. Пора отправляться в путь. Ваши лошади плетутся со скоростью плуга.
Я поставил недопитую чашку на стол, направился к двери, выглянул наружу и сделал шаг вслед за цыганкой.
- Послушай, - сказал я, держа в руках старые пистолеты. - Если... если суждено произойти самому худшему... ты сможешь застрелиться. Второй пистолет дашь миссис Мейкерс и скажешь ей то же самое.
Ее глаза, всегда казавшиеся такими блеклыми на фоне смуглого лица, сверкнули как капли чистой воды в слабом свете зари.
- Ради вас я могу сама застрелить ее, если уж до того дойдет. Из-за своих детишек она может все испортить. - Голос девушки звучал хрипло.
- Спасибо, - сказал я.
Наши пальцы соприкоснулись, когда я передавал ей оружие, и я ощутил жар ее кожи на своей ледяной руке. Она взялась за дула тремя пальцами, опустив рукоятки вниз.
- Осторожно, - предостерег я. - Они заряжены.
Девушка легким движением пальцев повернула оружие и, слегка подбросив пистолеты вверх, ловко уложила на ладонь. Все это время она искоса задумчиво смотрела на меня.
- Ну, прощай, - нарушил я неловкое молчание.
- Прощай, Филипп! - ответила она нежно и твердо. - Прощай, Филипп!
Правой рукой она резко обхватила мою шею, притянула к себе и страстно прильнула к моим губам в долгом поцелуе.
- Да хранит тебя Господь, - попрощалась она.
Я только пробормотал в ответ:
- Тебя тоже, Джудит.
В этот момент вся компания высыпала из дому.
- Она что, приставала и к вам, чтобы вы взяли ее с нами? - спросил Ральф, когда мы оседлали коней.
- Нет, а что? - поинтересовался я. - Ей-то зачем ехать с нами?
Она из меня все кишки вытрепала. Хуже нет женщин, чем вот такие. Все умеют, и не хотят понимать, что есть вещи, которые не для них. - Он задумался, а потом добавил:
- Интересно, почему она вас об этом не попросила.
- Понятия не имею. Я бы, наверное, позволил ей. Она хорошо стреляет?
- Прекрасно, - кратко ответил он. - Это ей еще может пригодиться здесь.
"Ага, - подумалось мне, - значит, не один я сомневаюсь в нашей победе, даже этот огромный пышущий здоровьем храбрец не верит в нее". И хоть мысль сама по себе была довольно-таки тревожной, она утешила мое самолюбие. Мне было бы неприятно сознавать себя единственным Фомой неверующим в нашем храбром отряде.
И только один человек пребывал в абсолютной уверенности в победе. Это был Джофри. Всю первую половину дня он вел себя, как юноша на увеселительной прогулке. Даже его кобыла ступала не так, как наши, - она гарцевала, забрасывала ноги и подпрыгивала.
- Давайте споем, - предложил Джофри. - Часов до двух мы еще можем петь, потом нужно будет соблюдать осторожность.
В это утро действительно хотелось петь, несмотря на цель нашей экспедиции, заставившей нас покинуть уютное убежище долины.
К моему удивлению, предложение спеть было поддержано Эли, который наполнил свои могучие легкие воздухом и затянул:
Владыка наш, наш свет в ночи
От тьмы спаси и защити.
И путь нам, смертным, укажи.
Ты нас веди и сохрани,
Дай кров и дух наш укрепи.
И путь нам, смертным, укажи.
Чрез искушенья и грехи
Чрез слабость тела и души
Ты путь нам в вечность укажи.
Наш разум скромный просвети
И мудрым словом вразуми
И путь нам в вечность укажи.
Эту песню мы часто пели по дороге из Салема в Зион, и должен признать, что она не зря стала нашей любимой. Мелодия была в бодрящем ритме марша, и я всегда считал, что первые строки были пронизаны истинной поэзией, которая и побудила автора развить свой удачный опыт полного псалма.
Джофри, ехавший рядом со мной, запел:
Одним прекрасным жарким днем
С моей красоткою вдвоем...
И Ральф, следовавший за ним, подхватил с энтузиазмом:
Мы в тишине глуши лесной...
Я поспешил перебить его:
- Только не эту, Ральф! - И пояснил Джофри, который удивленно осекся при моих словах: - Они могут повернуть назад, если вы будете распевать такие фривольные песенки.
Он только рассмеялся в ответ, некоторое время помурлыкал что-то себе под нос, потом снова зычным и отчетливым голосом начал, явно давая понять, что на этот раз не позволит себя перебивать:
Я встретил женщину, чей лик
Мне в душу самую проник,
Теперь лишь смерть имеет власть
Унять души смятенной страсть...