Цветущий сад

— Ты говоришь так, будто мне приходилось подрабатывать мытьем полов. Я жила в необычайной роскоши, дважды в год летала в Париж на демонстрацию мод, проводила время с Верити на Кэп-Антибе, бывала на приемах у президента Кулиджа.

— Но при этом спала в одиночестве.

— Президент Кулидж ни разу не предлагал мне переспать с ним, — сказала она.

Рамон засмеялся и прижал ее к себе.

— Ну а в промежутках между Парижем, Ривьерой и Кэлвином Кулиджем?

— Об этом не стоит говорить. — Ее руки скользнули по изгибам его сильной мускулистой спины. — Земляничные фестивали и пирушки на морском берегу, брусничные пикники и летние театры, праздники на воде и регаты, соревнования по софтболу и карнавальные шествия…

— О Боже! — воскликнул Рамон с искренней горячностью. — И этим ограничивается забота о ребенке в вашем кругу?

— Нет, не только этим. Для них существуют няньки, частные преподаватели и пансионы благородных девиц. А к тому времени, когда отпрыски достигают восемнадцати-девятнадцати лет, их знакомят друг с другом.

— Рад слышать это, — сказал Рамон.

Они снова любили друг друга, в то время как солнце поднялось уже довольно высоко над крышами сверкающих небоскребов.

* * *

Внизу кипела жизнь большого города, а они спали. Нэнси свернулась калачиком в надежных объятиях Рамона. Когда она беспокойно приподняла голову, он нежно поцеловал пульсирующую жилку на ее шее.

— Люблю тебя, — пробормотала она и снова погрузилась в сон, а он обнял ее грудь.

Был уже полдень, когда они начали одеваться. Слуга Рамона оставил им завтрак: паштет из гусиной печенки, холодное мясо и бутылку «Сотерна».

— Поедем со мной, — предложил Рамон. — У меня есть дома в Акапулько и на Тобаго.

— А в Португалии?

— Фамильный мавзолей. — Он усмехнулся. — Ну а Мадейра теперь полностью принадлежит Зии. Меня не впускают в семейные владения, пока я не изменю свой образ жизни и не женюсь на достойной женщине. Поедем со мной на Карибы, Нэнси.

Она даже не подозревала, что раньше он никого ни о чем не просил.

Нэнси отрицательно покачала головой. Недавняя легкость и непосредственность пропали. Осталась лишь нежность, но при этом она вновь стала независимой.

— Пока не могу. У меня дела. Надо увидеться с Джеком. А главное, мне надо побыть одной и подумать.

— Ты не можешь подумать вместе со мной?

Нэнси засмеялась:

— Нет. Когда ты рядом, я думаю только о тебе.

Рамон поцеловал ее, а она задумчиво коснулась кончиками пальцев его щек. Ей было тяжело расставаться с ним даже ненадолго.

— Я уезжаю на Кейп. Сегодня же.

— А когда вернешься, поедешь со мной. — Он заявил это так, как будто все уже было решено.

Она не ответила. Лишь когда он накинул ей шубу на плечи, тихо прошептала:

— Люблю тебя.

Выйдя на улицу, Нэнси вдохнула полной грудью бодрящий, морозный воздух. Она не позволила Рамону отвезти ее домой и настояла, чтобы это сделал его шофер. Нью-Йорк слыл рассадником сплетен, и ей вовсе не хотелось афишировать подобные отношения. Газетчики не задумываясь отдали бы их, как ягнят, на заклание, если бы узнали об этой связи. Пусть пока все остается в тайне. Она не хотела осквернять свою любовь разного рода намеками и слухами.

Рамон неохотно отпустил ее. Но прежде крепко обнял. Взгляд его был печален.

— Не поддавайся панике и не входи опять в роль жены сенатора, Нэнси. Если это произойдет, я силой умыкну тебя.

В уголках ее губ мелькнула улыбка.

— Как твой дед кондессу де Гама?

— Я никогда раньше не понимал старика Лео. А теперь его фотография займет почетное место на моем рабочем столе.

Они рассмеялись.

Шофер у раскрытой дверцы «даймлера» нетерпеливо откашлялся. Морозец уже пощипывал его ноги, обутые в сапоги. Ему довольно часто приходилось видеть леди в вечерних платьях, покидающих в полдень дом хозяина, чтобы проявлять к этому особый интерес.

— Прощай, — сказала она, перестав смеяться.

— До встречи, — поправил он, целуя ей руку, — Полагаю, недели на Кейпе вполне достаточно для размышлений. Если ты не вернешься к следующей субботе, я приеду за тобой.

По спине у нее пробежал холодок.

— Хорошо, — сказала она. На какое-то мгновение Нэнси задумалась. Она вполне могла бы остаться с ним сейчас. Через несколько часов они уехали бы в Мексику или на Карибы и никогда больше не разлучались бы. Она представила, какой скандал разразился бы при этом. Что стало бы с Джеком, с отцом. Впрочем, это не так важно. Затем она подумала о Верити. — Встретимся через неделю, — сказала она и села в «даймлер».

Пятью минутами позже Рамон вел свой «остин» в водовороте нью-йоркского уличного движения, направляясь в отель «Ритц-Карлтон», где располагались апартаменты мистера Чипса О'Шогнесси.

* * *

— И ты осмелился явиться сюда, словно ничего не произошло? Ты заставил меня ждать почти два часа! А сейчас думаешь, что я прощу тебя и сделаю вид, что ничего не случилось? Так не надейся. Не желаю больше видеть тебя! Все кончено! Навсегда!