Цветы

– Из башки вылетело, старый котелок, – бубнил себе под нос Петрович. Мне показалось, что он прекрасно помнит фамилию, но хочет вытянуть побольше информации и узнать: к кому я еду. Я зажался, мне не хотелось вестись на его манипуляцию. И я ничего лучше не придумал, чем сказать:

– Ничего, в следующий раз вспомните, наверняка еще увидимся. – Петрович замолчал, внимательно посмотрел на меня и мою фальшивую улыбку и ответил лишь:

– Конечно, свидимся, сынок. Деревня-то маленькая, земля круглая, – он поддал газу.

***

В Заклинье все было вперемешку. Пятиэтажки, деревянные домики, завалившиеся заборы, остатки сараев и других построек, ущербные детские площадки, если это можно было так назвать: шины, наполовину закопанные в землю, самодельные качели из палок, заржавевшие железяки. Но природа и сама земля дышали благородством, гордо стоял красивейший лес, возвышаясь над всем людским безобразием.

Петрович высадил меня посередине деревни. Нужный дом я не назвал, решил, что сверюсь с картой или спрошу у местных. Вручив мужичку мятую купюру, я попрощался.

– Удачи тебе, сынок! Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь, и наши края по телевизеру покажут.

– Спасибо, Петрович, до свиданья, – я не знал, что сказать, и не хотел ничего обещать.

Мужичок уже тронулся с места, но остановился, опустил окно до конца, сдал назад, чтобы поравняться со мной. Я все еще стоял на месте. Петрович посмотрел мне в глаза и сказал:

– Дом ихний в самом конце. Иди в ту сторону и все узнаешь.

– Чей дом? – я решил не выключать дурака.

– Хе-хе, – Петрович, помотав головой, широко улыбнулся, обнажив золотой зуб. – Ах да, вот тебе мой телефончик, выбираться-то тебе надо будет отсюда. А то сотрешь свои городские боты и издохнешь в канаве, как собака плешивая.

Он протянул клочок бумаги – прямоугольник, неровно вырезанный ножницами, подобие визитки, но на ней не было ни имени, ни предоставляемых услуг. Только номер телефона, написанный жирной, синей шариковой ручкой.

Я не хотел брать бумажку, но пришлось. Петрович махнул рукой и уехал, оставив меня глотать пыль от колес его роскошного авто. У него были самые чистые белые «жигули», что я видел.

Я посмотрел в сторону, указанную таксистом. Ничего не оставалось, как пройтись по деревне и осмотреться. Я стал настороженным, даже напряженным. Вокруг не было людей, тишина звенела. Все застыло. Казалось, воздух – тугой и ленивый – подчинил само время, и оно замедлило шаг. Или вовсе решило присесть на пенек и отдохнуть.

Какое-то время я стоял, озираясь по сторонам, голова от чистого воздуха начинала кружиться. Привыкнув к городской суете, родному запаху бензина, пыли, чужим духам и мусору, оставленному нежиться под солнцем, здесь я ощутил нечто совсем иное, почувствовал разницу.

Мне стало некомфортно: глаза не упирались в многоэтажки, небо было чистым и голубым, его не разрезали на кусочки тонкие нити проводов. Никто не задевал меня плечом в толпе. Я был один.

Тучи, угрожающие дождем, разлетелись, я и не заметил этого, пока болтал с Петровичем. Я жадно вдыхал давно забытые ароматы травы и цветов, прислушивался к шепоту деревьев. Русское солнце вышло и нещадно слепило глаза. Кажется, я слышал даже журчание ручья неподалеку.

Я шел по дороге и все больше привыкал к местности. Заходить во дворы не стал, сразу направился к цели, оставив обшарпанные пятиэтажки позади.

Моему взору открылся деревенский пейзаж. Русское поле, лес, заброшенные огороды, небольшие кучки мусора, стога сена, поджаривающиеся на солнышке, остатки частокола, который когда-то разделял владения на «мое» и «ваше». Одинокий ботинок с оторванной подошвой нежился в траве, ему составляла компанию пустая бутылка из-под водки «Зеленая марка». Пара котов гордо пробегала мимо меня. На мое «кыс-кыс», брезгливо потрясли хвостами и дали деру.

Тишина и теплое солнце усыпляли. Когда я в последний раз высыпался? Нет, правда, когда? Наверное, в глубоком детстве, но я и тогда был тревожным ребенком, с обостренным чувством одиночества, которое приходило ниоткуда, особенно в темноте. Я часто бродил по комнате, пока взрослые спали.

Помню, что самым замечательным навыком стало для меня чтение, как только я его освоил, сразу почувствовал себя легче. В одну из бессонных ночей я увидел на столе отцовскую газету, она была огромная, шершавая и пахла по-особенному: табаком и дешевой бумагой. В ней я нашел откровение: столько слов обо всем, что происходит в стране, в мире. Отдельная страница рассказывала истории людей.

Темы были разные. Например, о заводе: как там все устроено. Статью дополняла фотография толстого улыбчивого работника в каске. Или о рыбалке: какая рыба водится в наших регионах. О ремонте, кулинарии, любви… Половину прочитанного я не понимал. Каждое утро у меня был список новых слов, и я спрашивал у взрослых, что значит «стамеска» или просил объяснить, как устроено венчание и зачем людям оно вообще может понадобиться.