— Брат мой, как ты мог заподозрить в нас нечестивцев?! В людях, которые с малых лет мечтали стать послушниками, которых лишь воля родителей удерживала от чистейшего порыва вступления в братство. Столько я раз проходил мимо этих ворот, и печаль теснилась в груди моей, а душа обливалась слезами, ибо думалось ей о несбыточности мечты. И разве мог я тогда подумать, что буду обвинен, пускай не прямо, а косвенно, во лжи? О, Геон, излечи мое израненное дольней жизнью сердце, ибо не могу я смотреть, как брат обвиняет брата!
И служитель муз с чувством рухнул на пол. Распластавшись на животе, он принялся бубнить хвалебную песнь богам. Картавый брат виновато вздохнул и, подобрав полы облачения, поспешил ретироваться.
Вот и свершилось то, к чему стремились два авантюриста — путь был открыт.
— Я сколо плиду чтобы двель запелеть, — прокартавило откуда-то снизу.
— Ступай, брат, — почти пропела от счастья Веста, пытаясь поднять за руку явно переигрывающего сложника. Она обрадовалась бы еще больше, если б узнала, что картавый брат страдал прогрессирующим склерозом и через каких-то пять минут "благополучно" забыл как о своем обещании, так и о новеньких братьях.
— Леший лысый! — вырвалось у экс-ведьмы, когда они очутились в просторном помещении заполненном, по меньшей мере, сотней разноразмерных фолиантов и как чистых, так и исписанных берестяных свитков, которые послушники заказывали у известного на все рекоставные земли берестянщика, по имени Негадай.
— Приплыли! — Внимательно осмотревшаяся Веста схватилась за голову. — И где теперь искать?
— Давай мыслить обстоятельно, — не растерялся Эсбер, его восторженный взгляд порхал с одной стопки фолиантов на другую, но трезвости рассудка он еще не потерял. — Вряд ли послушникам престало знать о Фандиане… Следовательно доступ к определенным сведениям должен быть ограничен, или вообще запрещен. Вывод: приступаем к поиску в самых труднодоступных закутках или ищем подобие скрытой ниши за портретами.
— Да ты умище! — вполне искренне восхитилась бывшая ведьма.
— Знаю, — сложник никогда в жизни не страдал излишней скромностью. — И поэтому разрешаю тебе увеличить оплату за мои труды.
— Э-э-э… Я подумаю.
Теперь Эсбер с чувством выполненного долга решил поддаться искушению и в мгновение ока закопался среди фолиантов и свитков, пропитанных наследством ленивых поколений — густой, серой пылью. Невзирая на то, что хранилище освещала одна-единственная, сиротливая чаша, он умудрялся внимательно вчитываться в написанное. А бывшая ведьма носилась по хранилищу с витнем в руке, изучая зорким взглядом все потаенные закутки.
— Здесь сундук! — громко прокричала она, обнаружив в углу заваленный старыми, покрытыми паутиной тряпками небольшой сундучок. — Даю коготь на отсечение, что это именно то, что мы ищем! Эсбер, слышишь?
— Слышу! — буркнул подошедший к ней сложник. — Ты лучше посмотри, какая наглость! Это же лучшая береста от берестянщика Негадая!
— Я в этом не разбираюсь, — она пощупала гладкую бересту и пожала плечами. — Лучшая, говоришь?
— Да за нее три цены дерут! — взвыл возмущенный Эсбер. — Но главное в том, что мерзкие послушники страдают отсутствием вкуса и хранят у себя похабные песни Кумача! На лучшей в мире бересте! Да этот Кумач олицетворяет собой плевок в сторону приличных сложников!
Он продемонстрировал еще два исписанных крупными буквами свитка. Веста окинула беглым взглядом предъявленные ей творения, снова пожала плечами и переключила все внимание на деревянный сундучок. Внезапно воздух наполнился запахом гари. Это сложник поджег все обнаруженные труды Кумача.
— Болван! Пожара захотел! — прорычала экс-ведьма.
Она выхватила из его рук изрядно обгоревшие свитки, бросила их на пол и затоптала ногой пламя, а после, скомкав берестяные останки, засунула их под изъеденный молью ковер.
— Хватай сундук! Вылезем через окно, во двор. Постарайся спрыгнуть на стог сена и… Эсбер!.. — Веста поискала глазами своего сообщника. — Я тебя не вижу! Где ты?
Мрачноватое, с незапамятных времен старательно обделявшееся уборкой помещение безмолвствовало. Лишь клоки пыли катались по полу так же, как катается перекати-поле по опаленным зноем равнинам. Спертый воздух не позволял дышать полной грудью. Бывшая ведьма пошла вперед. В царящем полумраке, где даже собственная тень казалась жуткой, из угла в угол то и дело шныряли мыши. На крышке огромного сундука мирно посапывал серый кот.