Цветы для Анюты

Нет, дорогая, это твой дядя больной урод, а я беспозвоночная амеба, выполняющая все его требования. К тому же, я еще и трус, который боится проблем. Вот кто я.

— Ты скрыла от меня, что больна.

— Что бы это изменило? — почти с истерикой спросила Илона. — Тебе было бы проще сбежать? Мол, разбирайся сама со своей беременностью! Так?

— Нет, нужно было сказать гораздо раньше, когда до этого еще не дошло.

— А кто ты такой? — завелась моя жена, и я почувствовал, что надвигается буря. — Почему я должна была выворачивать наизнанку перед тобой свою душу?

— А кто я для тебя теперь? — тоже стал закипать я. — Кто я для тебя, если ты и сейчас предпочитаешь быть скрытной от меня? Да, я не хочу, чтобы этот ребенок появился на свет, потому что опасаюсь, что он будет не таким, как все! Я боюсь, что он родится больным, и я не хочу страдать, глядя на то, как страдает он. Вот почему я решил, что уж лучше пусть его не будет.

— Но почему? Почему ты думаешь, что он должен родиться больным? — Илона успокоилась, и ее голос стал тонким, и каким-то даже жалобным.

— Наверно, потому что, подозреваю, что психотропные вещества плохо влияют на плод! — завелся я.

— Сергей, — ласково позвала меня она, а затем встала и подошла ко мне, и, взяв мое лицо в ладони, заставила посмотреть на нее, чего я не хотел делать, так как был зол. — Посмотри на меня, — попросила она. — Я не принимаю никаких лекарств. — Илона тихо засмеялась, — я даже курить бросила, когда узнала о своем положении.

Я посмотрел на нее. Лицо Илоны сияло, а в глазах стоял блеск, какого никогда не было раньше. Возможно, это навернувшиеся слезы, а возможно, нечто другое, что исходит изнутри женщины, женщины, которая должна стать матерью. Глядя в эти глаза, невозможно не поверить в искренность сказанных слов.

— Я… Я надеюсь, это так и есть.

— Я ходила вчера в клинику, — Илона отошла, и мечтательно улыбнулась, то ли мне, то ли сама себе, собственным мыслям. — Врач, который проводил УЗИ, сказал, что никаких отклонений нет — сердечко бьется ровно-ровно, правда быстро. Но это, как сказал доктор, от того, что он волнуется. Дети, оказывается, все чувствуют, представляешь? — она засмеялась, и я невольно улыбнулся. — Я волнуюсь, и он волнуется тоже. Так вот, врач сказал, что все хорошо — сердечко здоровое, и другие органы тоже развиваются как положено, — Илона улыбнулась шире, и, посмотрев на меня, счастливо добавила: — У нас будет здоровый сын, Сергей!

Эти слова, и то, с каким благоговейным восторгом произнесла их Илона, изменили все. Какое это счастье — иметь здорового ребенка! И я не позволю никому отнять у нас это счастье. Я придумаю, как разобраться с Виталием. Я найду способ найти на него управу.

«Но ведь у тебя есть еще Аня, — зашептал мне мой внутренний голос, — и она в опасности! Ты подвергаешь ее опасности!»

Да, сохраняя жизнь своему ребенку, я рискую жизнью своей сестры.

«Не сестры! — снова запел внутренний голос, но уже с другой — дьявольской ноткой. — Не сестры!»

Да, не сестры. Но я люблю Аню, кем бы она ни была мне. Я люблю ее, пусть и непонятной даже мне самому, любовью.

Господи, как мне поступить?!

Глава 21

— Итак, Сергей, — начал дядя Саша, когда я, по его звонку, пришел утром к нему в кабинет, — выяснились кое-какие обстоятельства, — мужчина шумно выдохнул, разглядывая свои сложенные в замок пальцы. — В связи с этим я хочу задать тебе несколько вопросов.

— Так. Хорошо, я постараюсь ответить на все, — сказал я, стараясь скрыть волнение, овладевшее мной. Дядя Саша издал смешок:

— Уж, постарайся, Сергей, это для твоего же блага, и ради спасения Анечки. Итак, речь пойдет о Романове Виталии Николаевиче.

Я затаил дыхание. Вот оно — нарыли что-то. Дело в том, что я не рассказывал ни полиции, ни даже Пашке о том, кто такой Виталий, и уж тем более о том, что он вытворяет. Честно, я хотел рассказать, но испугался — ведь я долгое время работал его помощником, и поди, докажи, что я не участвовал в его преступных проделках. А даже если и не участвовал, то скрывал от полиции, а значит, покрывал. А значит, все равно понесу ответственность. Это если его действительно посадят, в чем я, откровенно говоря, сомневаюсь. У таких типов, как Виталий есть свои люди и в полиции, и, может быть, даже в суде. В случае, если я «настучу» на него, он все равно будет на свободе, ну, а мы с Аней… мы с Аней окажемся в сырой земле. — Скажи, ты давно знаком с ним?

— А что такое?

— Отвечай, пожалуйста, на вопрос, — негрубо, но твердо попросил дядя Саша.

— Лет пять.

— Ага, — удовлетворенно произнес он, — и сколько из этих пяти лет ты работаешь на него?

— Ну, вообще-то, уже не работаю, — неуверенно пролепетал я, пряча под столом руки, которые предательски дрожали. Ну, и трус же я. Трус! Веду себя, как подросток, по — глупости попавший в полицейский участок.

— Ага, — снова кивнул дядя Саша. — Почему не работаешь?

— Личные разногласия.

— Ага. Настолько личные, что об этом нельзя говорить?