— Проходи, присаживайся, — сказал мне следователь, когда мы вошли в его кабинет. — Итак, вы по-прежнему не признаете своей вины? — сходу начал он, не замечая скачков в обращении ко мне. Интересно то, что он всегда так общался — прыгал с «вы» на «ты», и наоборот. Признаюсь, это нервировало меня. Создается впечатление, что человек не может определиться — уважать ли тебя, или уже не скрывать своего презрения.
— Я не убивал Виталия… Виталия Николаевича.
— А почему вы называете его по имени? Вы что, были приятелями? — в тысячный раз задал этот вопрос следователь. Я тяжело вздохнул. Кто бы только знал, как я устал твердить одно и то же, по сотому кругу отвечая на одни и те же вопросы!
— Нет, мы работали вместе. Вернее, я работал у него.
— Кем?
— Помощником.
— А в деле говорится, что вы совместно вели бизнес.
— В вашем деле ошибка.
— Не в «вашем», а в твоем! — психанул он. — В твоем деле! Ты знал, что Романов планировал покушение на убийство Князева Игоря Владимировича? — снова перешел он на «ты».
— Нет.
Господи, только бы им не было известно о том, что я крал информацию с компьютера главбуха! Но как им может быть известно? Если только Нютка сдала бы меня, но она не сдаст.
— Значит, не знал. И о том, что Виталий Николаевич занимался похищением девушек и принуждением их к занятию проституцией, вам тоже не было известно? — обратился он ко мне уже на «вы». Он не понимает, что это раздражает?
— До поры до времени, — ответил я, и, поймав недоуменный взгляд следователя, пояснил: — Не знал, до поры до времени, пока моя сестра не оказалась у него.
— Ее он тоже удерживал у себя силой?
— Вам же должно быть известно!
— Отвечай на вопрос.
— Да.
— И заставлял заниматься…
— Нет! — повысил я голос, но поняв, что зря, уже спокойным голосом продолжил: — Он шантажировал меня, использовал мою сестру как средство манипулирования мной.
— Вот как? Очень любопытно.
Нет ничего любопытного, — хотел я сказать, но промолчал.
— Да.
— И что же он хотел от вас?
«От вас». Ну, вот, опять.
— Чтобы я отказался от его племянницы — своей жены.
— У вас был с ней роман?
— Да.
— Почему Романов не хотел, чтобы вы женились на его племяннице?
— Откуда я… Я не знаю. Это бы у него спросить, но он нам уже не скажет.
— Острите, — заметил следователь, и мне захотелось отрезать себе язык. Хотя чего уж там? Все равно…
Уже все равно.
— Он считал, что я слишком беден.
— Понятно. Но вы все-таки женились…
— Да. Против его воли. Это имеет отношение к делу?
— Все имеет, если я спрашиваю, — грубо ответил он.
— Илона ждала ребенка, — признался я, опасаясь, что следователь сочтет, что я убил Виталия из корыстных побуждений.
— Ага, — протянул он. — Расскажите еще раз, как вы оказались в родительском доме Романова.
— Нас привезли туда его люди. В ту ночь, Аня танцевала в его клубе, по принуждению… И я был там…
— Вы знали, что Аня будет танцевать?
— Нет, не знал. Я пошел в клуб, чтобы напиться. Мы с моей женой поругались, и…
— Понятно. В клубе вы увидели сестру, и… Что было дальше?
— Дальше я попытался увести ее.
— Увести?
— Да, увести, забрать оттуда! Нас задержали его люди, и…
— Чьи люди? Романова?
— Ну, конечно. О ком мы сейчас говорим? Да, они схватили нас, затолкали в машину.
— Это случилось в клубе?
— Нет, уже на выходе, нам удалось выбежать, но уехать мы не успели.
— Вы были не одни? С вами был ваш друг — Павел Алексеевич.
— Да, но Пашке удалось уехать, а вот мы с Нюткой не успели.
— Вы с вашим другом пришли в клуб вместе?
— Нет, я пришел туда один.
Дальше я рассказал о том, что Пашка знал, что Аня помогает полиции, рассказал, что Аня передала Пашке компромат на Виталия, и в подробностях поведал о том, что именно происходило в доме Виталия. Этот нудный, дотошный разговор длился еще примерно минут сорок, а затем следователь сообщил, что до суда я побуду пока на свободе, под подпиской о невыезде.
— Благодари за это Александра Петровича! — бросил он мне.
Итак, дело передают в суд, который состоится через два месяца.
Глава 25
— Подсудимый, встаньте! Вам предоставляется последнее слово. Вам есть, что сказать? — голос судьи доносился до меня откуда-то издалека. Я поднял на него бессильные, уставшие от бессонных ночей и, не скрою — нередких слез, глаза.
— Я не убивал, — тихо и безнадежно сказал я.
Я знал, что меня осудят. Я, по слезным мольбам Ани продал свой дом, чтобы нанять хорошего адвоката, но все без толку. По-моему, он и сам знал, что проиграл это дело, хотя и поддерживал меня до последнего, мол, не волнуйся, все под контролем.
То время, что длилось заседание присяжных, казалось мне вечностью, и я уже желал лишь одного — чтобы это все скорее закончилось. Не важно, в мою ли пользу. Я старался не смотреть в ту сторону, где сидели Аня с Пашкой. Слишком уж тяжело мне было смотреть и на Пашку, и тем более, на рыдающую Нютку.
И вот, наконец, оглашение приговора: «Никитина Сергея Александровича признать виновным…»
Дальше я уже не слышал. Голова моя закружилась, а уши словно набили ватой. Сквозь звуковую завесу я слышал лишь рыдания Ани.