Цветы для Анюты

«Здравствуй, Сереж! У меня все хорошо, и даже отлично! В колледже удалось восстановиться, правда, не без труда, так что об этом тебе не стоит волноваться, а о продолжении учебы думать еще рано.

По поводу свадьбы… Мы с Пашей вовсе не планируем пожениться, по крайней мере, в ближайшее время, так что можешь не надеяться на то, что тебе удастся отвертеться от свадебного подарка. Да и на самой свадьбе, увы — будь уверен, придется погулять!

Лучше расскажи о себе. Как ты? Все ли в порядке со здоровьем? Боюсь спросить, не обижают ли тебя…»

Я едва не рассмеялся. На миг я вдруг почувствовал себя маленьким ребенком, которого мама, забирая из детского сада, спрашивает — не обижают ли тебя? Тут, я заметил, что буквы слегка размыты, будто были подмочены водой. Наверняка, Нютка ревела, писав это письмо.

«Хочу тебя обрадовать — Сашеньку я забрала себе и документы готовы, ну, думаю, ты уже знаешь. Он очень славный малыш — здоровый и веселый.

Виктор Андреевич должен был передать еще один конверт. Это сделано вчера».

Я взял конверт, на который поначалу просто не обратил внимания, и, открыв, извлек оттуда маленькую фотографию, на котором был изображен ребенок — мой сын. Сын, которого я ни разу не видел. Доведется ли мне когда-нибудь увидеть его вживую?

Я вглядывался в уже знакомые мне черты, странное ощущение — словно разглядываю свое детское фото, только на нем вроде бы я, а вроде и нет.

«Через две с половиной недели состоится суд. Я даже не представляю, что сейчас творится у тебя в душе! Но надеюсь, и знаю, что ты держишься. Виктор Андреевич настроен очень оптимистично, что предает оптимизма и мне. Хочу, чтобы и ты настроился на позитив, и желаю, чтобы эти два месяца прошли для тебя как можно скорее.

Крепко обнимаю с уверенностью в скорой встрече.

Аня».

Я жадно сжал в ладони письмо с фотографией сына, и, впервые за долгое время, проведенное здесь, уснул крепким сном.

— Макарова Нина Евгеньевна, — обратился судья к свидетельнице, — работали горничной у Романова Виталия Николаевича до его кончины, верно?

— Да, все правильно, — тихо ответила женщина, сдерживая волнение в голосе.

— У стороны обвинения есть вопросы к свидетелю? — обратился судья к прокурору.

— Нет, Ваша Честь.

— У стороны защиты?

— Да, Ваша Честь. Я бы хотел задать свидетелю несколько вопросов.

— Пожалуйста.

— Пожалуйста, Нина Евгеньевна, — обратился Виктор к женщине, — расскажите, каким был Виталий Николаевич? Как он относился к персоналу, и к вам, в том числе?

— Ну, — замялась женщина, — Виталий Николаевич был человеком добрым, и…

— Так ли уж добрым?

— Пожалуйста, господин адвокат, не мешайте свидетелю давать показания, — вмешался судья.

— Прошу прощения, Ваша Честь. Итак, Нина Евгеньевна, продолжайте.

— Ну, как я уже сказала, Виталий Николаевич хорошо относился и ко мне, и к остальным слугам, то есть, служащему персоналу. Хотя, был временами строгим.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, мог накричать, прогнать из комнаты, если не во время вошли.

— Ага. Скажите, Нина Евгеньевна, а Виталий Николаевич жаловался на здоровье?

— Мне нет, но я как-то раз слышала, чисто случайно, как Виталий Николаевич говорил по телефону.

— И что же он говорил?

— Он жаловался, что эта болезнь сводит его с ума.

— Так и говорил?

— Да, так он и сказал. Передаю дословно. Он говорил, что его мучают жуткие боли, от которых не спасают никакие обезболивающие, и он так устал, что давно пустил бы себе пулю в лоб, если бы не был тряпкой…

Я крепко сжал в кулак дрожащие от волнения пальцы. Несмотря на то, что в зале суда было довольно прохладно, я вспотел.

После того, как судебные прения были закончены, и все свидетели выслушаны, мне оставалось ждать вынесения приговора.

Я никогда раньше не молился, хотя и не относил себя к атеистам, но сегодня я неустанно молил Бога, и, кажется, Он меня услышал:

«Никитина Сергея Александровича оправдать»…