– В квартире на секретере лежит толстая черная книга, Григорий Павлович. Называется «Библейская энциклопедия». Между страницами пятьсот восемьдесят два и пятьсот восемьдесят три, там, где напечатана статья «Прорицатели», лежит все, что вас интересует.
Трубку повесили.
«Прорицатели»… Какие, к черту, прорицатели?!
Второй подъезд дома на Орджоникидзе… Это другое дело. Дом на Орджоникидзе Чирик знал. Значит, так, прикинул. В три часа дня, у подъезда. Ну, потолкаюсь там, покурю в сторонке под аркой. Присмотрюсь, что к чему. Заодно изучу пути отхода. А примерно в три тридцать, ну, плюс-минус пять минут, как нужно, на площади Ленина возникнет какой-то шум…
Драться, что ли, начнут? – недоуменно подумал Чирик.
И решил: наверное! Там ведь одно дурачье. С них станется.
Код подъезда два-три-восемь. Пятый этаж. Лифт не вызывать. Да я бы и не стал вызывать. Тише ходишь, дальше будешь.
Ключ в кармане.
Ключ Чирик получил еще в Москве.
Ну, а в квартире, значит, окажется человек…
И человек этот, понятно, не должен меня запомнить…
Чирик проверил деньги в карманах и паспорт на имя Григория Павловича Сковородина. Его затрясло. Когда окажусь в Москве, злобно решил он, когда у меня появится новый паспорт, этот я немедленно выброшу. Порву на клочки и выброшу. Или нет. Сожгу для уверенности.
Чирику сразу, еще в Москве, не понравилось сочетание имени и фамилии.
Сковородин.
Григорий Павлович.
Гришка, значит… Ну нет, Гришкой жить не стану… Не пробуду долго Гришкой… И сумку, с которой прилетел, мне теперь брать с собой незачем… Завтра куплю другую… В Екатеринбурге… Если доберусь… Ничто больше не будет мне больше напоминать о том страшном человеке…
Единственное, что Чирик извлек из сумки и сунул в карман – это короткий крупповский нож. Собственно, он мог и нож не брать, в обжитой квартире всегда что-нибудь такое попадет под руку, но хорошую вещь жалко.
До площади Ленина Чирик доехал в троллейбусе.
Собственно, доехал он не до площади, а до «гнутого» гастронома. Дальше транспорт не ходил, весь проспект перекрывала милиция. За веселыми фуражками с красными околышами волновалось и гудело необозримое серое человеческое море – растревоженное, мощное, с какими-то своими непонятными шумными отливами и приливами, придыханиями и ропотом.
Это хорошо, подумал Чирик.
Пусть шумят.
Чем больше шуму, тем легче будет уйти.
В три сорок, закончив дело, я поймаю частника где-нибудь на углу улиц Мичурина и Орджоникидзе, и спокойненько уеду в Толмачево.
Кому какое дело до частника, везущего пассажира в аэропорт?
Не знаю, на какой рейс взят билет, но мне лучше убраться из Новосибирска прямо сегодня. Кстати, с любым частником запросто можно договориться, подумал Чирик, чтобы махнуть, скажем, в Кемерово. Или в Томск. Или в Барнаул. Или в Новокузнецк. Или в Бийск. Или в какой другой город. Но лучше сразу улететь из Сибири.
Неторопливо обойдя оперный театр с тыльной его стороны, Чирик вышел на угол улиц Мичурина и Ордожникидзе.
В запасе у него оставалось минут пятнадцать.
Он нисколько не торопился.
Совершенно спокойно, совсем как свой, он прошелся по глухому двору, ограниченному с одной стороны неприветливыми металлическими мусорными баками, а с другой, прямо по ходу, мрачной кирпичной стеной Архитектурного института, и ему сильно не понравилось то, что в арке, ведущей со двора на улицу, густо стоят менты.
Впрочем, иначе и быть не могло.
Чирик закурил и взглянул на часы.
Без пяти три.
Чирик курил и думал о том, что первое, что следовало бы сделать после того, как он завершит дело, это сменить одежду.
Целиком.
Всю.
Но… Не получится…
К сожалению, не получится…
Как всякая невыполнимая мысль, эта мысль сильно раздражила Чирика.
Он разозлился. Он напряженно прислушивался. Он ждал, что вот-вот на площади начнется необыкновенный и жуткий ор, шум, визг, вопли, но почему-то на площади ничего такого не происходило. Только непрестанно орали в мегафон один за другим неутомимые ораторы, но ничего такого не происходило.
И не произошло.
Ни в три. Ни в три десять.
Нет никакого шума, взглянув на часы, неприятно удивился Чирик. Нет никакого шума. Чего-то там недодумали. Что же делать? Может, можно уйти, раз нет никакого шума?
Но уйти Чирик не мог.
Во-первых, у него не было билета.
Этот билет и, возможно, новые документы лежали в известной ему квартире на пятом этаже.
Во-вторых, он не мог просто так уйти, ничего не сделав для того страшного человека. Что-то подсказывало ему, что он не может просто так уйти. Если он уйдет просто так, страшный человек из Москвы, несомненно, займется им вновь. И займется всерьез. К тому же, у страшного человека все, наверное, заранее продумано. На все случаи жизни. И у него, наверное, есть возможности не выпустить Чирика из Новосибирска.
В три пятнадцать Чирик решился.
Он открыл дверь и вошел в пустой подъезд.