Цветы для миссис Харрис

Ведь одно дело — видеть платья на фотографиях, перелистывая глянцевитые страницы журналов «Вог» или «Эль"; на снимках, неважно, цветных или чёрно-белых, — это были просто платья. Красивые, да — но платья настолько же вне её мира и её досягаемости, что и, скажем, луна или звёзды. И совсем иное дело — увидеть такое платье въяви, насладиться каждым совершенным стежком, потрогать ткань, обонять аромат, восхититься — и почувствовать вдруг, что тебя снедает огонь страстного желания обладать этим платьем.

Правда, сама миссис Харрис не успела ещё осознать, что в её ответе леди Дант уже прозвучала решимость обладать чудесным платьем. Но самом-то деле её слова «откуда только берутся такие деньги» следовало понимать как «откуда я возьму такие деньги?..» Ответа на этот вопрос, конечно же, не было. Вернее, был, но один. Такие деньги можно надеяться выиграть. Но подобный выигрыш был опять-таки столь же недостижим, что и луна…

Леди Дант была до крайности довольна впечатлением, какое, казалось, ей удалось произвести на миссис Харрис. Она даже сняла по очереди оба платья с вешалки и приложила к себе — показать, как примерно должны выглядеть создания Диора на своей хозяйке. Более того, она разрешила уборщице пощупать материал (ибо работящие руки миссис Харрис были безупречно чисты от воды, мыла, порошков и паст) — и маленькая лондонская уборщица коснулась платьев так благоговейно, как если бы это был сам святой Грааль [2].

— Какая красота, — прошептала она.

Откуда было знать леди Дант, что в этот самый миг миссис Харрис осознала наконец, что превыше всего на земле и на небе она мечтает обладать платьем от Диора — чтобы такое же чудо висело в её собственном шкафу. Исподволь улыбаясь, довольная собой леди Дант закрыла гардероб, — но она не могла, конечно же, помешать миссис Харрис видеть в своём воображении то, что предстало только перед ней: красота, совершенство, абсолютная вершина искусства украшения, какого только может пожелать женщина. А миссис Харрис была женщиной ничуть не меньше, чем леди Дант или любая другая из дочерей Евы. И она хотела, хотела, хотела такое платье из самого дорогого магазина в мире — Дома месье Диора в Париже.

Миссис Харрис была далеко не глупа. Ни на миг ей не пришла в голову мысль о возможности носитьтакое платье. Что-что, а свое место она знала. Место это она блюла, и горе тому, кто бы на него покусился. Конечно, ей приходилось трудиться, не разгибаясь — но зато она была вполне независима. Однако в её мире не было места экстравагантности и пышным нарядам.

Всё, чего она хотела — это обладание; чисто женское желание иметь платье, повесить его в своем шкафу, знать, что оно висит там, пока её нет дома, а вернувшись, открыть дверцу шкафа и увидеть платье, ожидающее хозяйку. Платье, изысканное, совершенное на взгляд и на ощупь, а главное — совершенный объект для обладания. Словно все, чего ей не пришлось увидеть в жизни из-за рождения в её классе и жизни в бедности, могло быть восполнено обладанием этим великолепным образцом женского убранства. Разумеется, та же огромная сумма могла бы быть представлена ювелирным украшением или, скажем, единственным крупным алмазом, но миссис Харрис алмазы не интересовали. Однако то, что платье может выражать подобную невероятную сумму, лишь увеличивало его притягательность и желание миссис Харрис завладеть им. Да, она понимала, что это желание бессмысленно… но от этого оно не уменьшалось.

И весь этот сырой, туманный день её согревал образ виденных ею шедевров — и чем больше она о них думала, тем больше росло в ней стремление к ним.

Вечером, когда густой лондонский туман протёк наконец унылым дождиком, миссис Харрис сидела в уютном тепле кухоньки миссис Баттерфилд — это был вечер, который подруги традиционно посвящали церемонии заполнения билетов еженедельной футбольной лотереи.

Сколько они себя помнили, и миссис Харрис, и миссис Баттерфилд каждую неделю вкладывали по три пенса в эту увлекательную общенациональную игру. Замечательно дешёвую — по такой цене надежда, волнение и ожидание стоили всего по пенни каждое. И понятно: стоило заполнить купон билета и опустить его в почтовый ящик — и до самого прихода разрушающей иллюзии тиражной таблицы корешок билета означал неслыханное богатство. Впрочем, настоящего разочарования не было, ибо подруги никогда всерьез не рассчитывали на выигрыш. Правда, миссис Харрис выиграла как-то тридцать шиллингов, а миссис Баттерфилд несколько раз получала свои деньги обратно — или, вернее, возможность бесплатно сыграть на следующей неделе. Но это было и все. Фантастические главные призы оставались завораживающими и воодушевляющими сказками, время от времени попадавшими на газетные страницы.