Цветы для Розы

— Разумеется,— ответил Бурье.— Докажи ему, что он лжет. Тогда ему несдобровать. Докажи, что дело обстояло вовсе не так, как он это пытается представить. Уличи его во лжи. Или же поймай на противоречиях. Господи, да неужели же не ясно, что девяносто девять процентов из тех, кто себе противоречит, или же виновны сами, или покрывают кого-то, или по какой-либо причине вынуждены утаивать что-то, весьма для них неприятное. А оставшийся один процент,— при этом он вздохнул так тяжело, что в трубке захрипело,— живет в каком-то особом, одному ему понятном мире. Правда всегда проста; ложь — напротив — явление чрезвычайно сложное.

Снова возникла пауза, в течение которой Тирен успел подумать, что, вероятно, этот монолог является одной из составных частей комплекса мероприятий, связанных с расследованием обстоятельств гибели Виктора Вульфа. Бурье, видимо, хотел еще больше обострить его — Тирена — внимательность и объективность. Поняв, что лекция наконец окончена, он заметил:

— Ну что ж, ладно, с ключами я постараюсь все выяснить. У тебя есть еще что-нибудь?

— Да,— ответил Бурье.— Молодая женщина.

В мозгу Тирена один за другим мелькнули образы сразу нескольких юных особ. Какая из них?

— Кого ты имеешь в виду?

— Даму на фотографии из бумажника Вульфа. На обратной стороне еще был записан телефон. Я считаю своим долгом разобраться здесь во всем, даже в том, что, вероятно, не имеет к этому делу ни малейшего отношения. Она оказалась довольно-таки известной особой.

— Прости, известной — кому?

— ДСТ.

Тирен встрепенулся:

— Тайной полиции? Что ты хочешь этим сказать?

Тоном невинного младенца, однако с изрядной долей иронии, Бурье ответил:

— Она общается — то есть, я хочу сказать, встречается иногда — с некоторыми людьми — довольно интересными людьми из самого избранного круга.

— Давай выкладывай все.

Бурье внезапно умолк, по-видимому размышляя. «Вероятно, просматривает какие-то записи или же сомневается, имеет ли он право разглашать сведения определенного характера»,— решил Тирен. Наконец последовал ответ:

— Чисто по привычке я показал эту фотографию одному из агентов ДСТ, бывших в Шату в тот вечер,— я полагал, что обязан хотя бы частично ознакомить их с материалами дела. Это было вчера во второй половине дня, после того как мы с тобой договорились, что я попытаюсь использовать все возможные зацепки из бумажника Вульфа. Так вот, он взял фотографию и пошел с ней к своему начальству — не знаю, в скольких руках она побывала потом. Кончилось все тем, что один из этих засекреченных господ — я-то его знаю, но сообщать тебе его имя и должность, разумеется, не имею права — вызвал меня к себе. На столе перед ним лежала эта фотография. Он сразу же вынул досье, достал оттуда пару листков и начал читать, время от времени кивая. Затем он сказал: «Как видишь, эта дама значится у нас. Это — удивительная женщина. Здесь ты не найдешь ничего, что связывало бы ее с чем-то, помимо того, что, так сказать, обычно интересует светскую даму: украшения, деньги, предметы роскоши, шикарная квартира, эротика, круг интересных знакомств. Тем, что она попала в это досье, она обязана исключительно одной своей особенности — она проявляет слишком большой интерес к определенному типу людей, скажем, чем-либо примечательных. Она была знакома — и знакома сейчас — с выдающимися спортсменами: теннисистами, горнолыжниками, со звездами экрана, с одним из главарей мафии, с парой арабских принцев и со многими дипломатами — если можно так выразиться — с обеих сторон. Однако, как я уже сказал, у нас на нее ничего нет. Со своей стороны мы ни к чему в ее экстравагантной жизни придраться не можем; во всяком случае,— тут он многозначительно усмехнулся,— нам она никогда не давала повода познакомиться с ней поближе. Но тем не менее мы за ней все же присматриваем, и, честно говоря, не без удовольствия — уж больно приятен сам объект наблюдения».

Тирен спросил:

— А о связях Вульфа с ней у них есть что-нибудь?

Бурье замялся:

— Я спросил его об этом.

— И что он ответил?

— Он сказал, что у них нет специальной информации о ком-либо ниже уровня министра — он имел в виду, разумеется, министров правящих кабинетов.

Тирен немного помолчал, размышляя. Наконец он сказал:

— Что касается этой дамы — ты не будешь против, если я сам займусь ею? Может, у нее есть что рассказать. Дело в том, что ты, полицейский, относишься ко всему этому как к части своей обычной повседневной работы. Быть может, она — на своем «уровне» — воспримет менее болезненно, если с ней свяжусь я. Извини, дружище, если обидел, но просто мне кажется, что есть определенная разница между тем, когда в дело вмешивается полицейский, и тем, что один из близких друзей Вульфа, случайно узнав об их знакомстве, позволит себе… Я ведь всегда могу сослаться на фото.

Бурье, по-видимому, был настроен добродушно:

— Я как раз сам собирался предложить тебе это, иначе не стоило бы и затевать разговор.