Цветы из бури

— Я буду особо внимательна. И я прошу каждого из вас объяснить всем слугам, что ко мне надо обращаться просто «хозяйка». Я была воспитана на принципах нашего братства, и к другому я не привыкла.

— Хозяйка?

— Просто хозяйка.

— Могу я попросить вас, — произнес дворецкий, — обращаться к вам «мадам», что более соответствует чести дома?

Мэдди поглядела на него.

— Я думаю, что честь дома больше зависит от того, как ведут себя его обитатели, а не как они друг к другу обращаются.

Неожиданно Мэдди поняла, что голос ее звучит, должно быть, слишком высокомерно. Она умолкла, а потом добавила:

— Не хочу сказать, что я знаю, как вести хозяйство в таком доме. Мне понадобятся ваши советы и помощь. Но я сама не хочу вас обманывать и надеюсь, что вы будете искренними со мной. Герцогу действительно угрожает опасность. Если это случится, я не могу ручаться за будущее. Поэтому, может быть, никто не осудит вас, если сейчас вы не станете меня слушаться. Но так как я… его жена, я должна делать то, что мне полагается сейчас, и так, как мне представляется наилучшим.

— Да, хозяйка, — сказала Роудс, — были какие-то разговоры насчет его милости, но как-то неопределенно. Я, по крайней мере, благодарна вам за откровенность. Лучше знать худшее, чем пребывать в неведении и недоумении.

— Да, действительно. Благодарю вас, хозяйка… — дворецкий произнес это обращение, словно выговаривал иностранное слово.

Мэдди провела этот разговор в будуаре герцогини, но потом леди де Марли пригласила ее в гостиную и стала обсуждать необходимые траты. Последний отчет за квартал был в пометках герцога, в основном здесь давались инструкции управляющему о починке водопровода. Общий расход расходов на содержание прислуги был весьма велик. В замке имелся лесник, несколько егерей, водопроводчики, фонарщики, осветители, шестнадцать горничных, трое плотников, обойщик и еще некто, кого называли «гонгист». Расходы только на одни свечи изумили Мэдди. Она даже почувствовала себя виноватой, что Жерво зажег так много свечей, чтобы она не боялась привидений. Они с леди де Марли сразу пришли к соглашению, что количество эля в подвалах, пожалуй, слишком велико, учитывая число посещений. Но когда она возразила против тринадцати фунтов на пудру для волос лакеев, то это сразу же вышло за рамки приличия.

— Речь идет о чести дома, — с важным видом заявила леди де Марли.

— Однако, — не согласилась Мэдди, — я думаю, этот обычай можно нарушать в тех случаях, когда нет торжественных событий или гостей.

— Вы ничего не понимаете в таких делах, невежественная девушка. Без пудры они будут выглядеть убого.

— Я могу заметить, что волосы лучше постоянно держать коротко стриженными и аккуратными, — Мэдди сделала пометку, так же, как герцог.

— Чепуха! Они должны быть напудрены!

— По особым случаям, да, — повторила Мэдди.

— О, вы, как я вижу, своенравны.

Мэдди непонимающе посмотрела на леди де Марли.

— Вы из тех тихих сирен, которые жуют свою жвачку и упрямо делают свое, что бы им ни говорили. Мэдди улыбнулась.

— Нет. Я думаю, что по натуре я сварлива и своевольна, как и вы тоже. Но от отца я знаю, что спокойное упрямство — лучшая манера поведения.

— Сварлива! Да как вы смеете! При таком нахальстве…

— Вы… гордость, — сказал Жерво, выходя из спальни, — тетушка.

— Объясните этой глупышке, что люди должны быть напудрены!

— Должны быть… что?

— Слуги, — сказала Мэдди. — Пудра для волос. Вы истратили тринадцать фунтов за квартал.

— Гроши! — воскликнула тетушка. — Они должны быть напудрены. Будьте настойчивы, Жерво.

— Их можно пудрить только по особым случаям, — сказала Мэдди. — И когда приходят гости.

— Гости могут прийти в любое время. Они появляются без предупреждения. Вы не понимаете порядков и традиций. Жерво, я предлагаю вам сейчас же объяснить это своей жене.

Он посмотрел куда-то между ними, словно это был какой-то глубокий спор.

— Соломон. — Кристиан поднял руку и сделал рубящий жест. — Половину напудрить, половину нет.

Мэдди посчитала.

— Их всего семь. Пополам не делится.

Муж ответил, не моргнув глазом:

— Напудрите всем по половине головы.

Мэдди задумалась, а потом вдруг разразилась смехом. Кристиан с удовольствием наблюдал за ней. Она всегда смеялась так, как будто делала это впервые в жизни.

Герцог подумал, что хорошо бы написать ее портрет. Грустный Рембрандт. Задумчивая улыбка. Она не то чтобы красавица, но нужно поймать какое-то неуловимое выражение. Хорошо бы суметь это сделать. Как тогда, когда он уговаривал ее. Ее прямодушное выражение лица изменилось, когда обещанное стало реальностью. Он уже знал, что прямой подход к делу для нее самый легкий и что мягкий добродушный юмор наиболее действенен. Таким путем можно быстрее обезоружить ее, чем с помощью лести или настойчивых просьб. Чувство юмора у Мэдди незамысловатое. Чем большую нелепость сказать, тем скорее до нее дойдет. «Интересно, смеются ли вообще квакеры?» У него была для нее радостная приятная новость. Кристиан протянул ей записку, написанную рукой Дарэма.

— Отец!.. Приезжает, наверное, сегодня.