Гвен подмигнула, и я залилась густым румянцем.
То, что становилось простым и естественным в присутствии магистра, от пары брошенных фраз и горячих взглядов, я пока не могла свободно обсуждать за столом.
Даже не думала, что сестры сделают свои выводы по поводу моего отсутствия – в общем-то, правильные. И что теперь говорить?
Мы еле высидели положенное время, предписанное приличиями – точнее, сестры еле высидели, и тут же потащили меня в сад.
– Рассказывай! – безапелляционно сказала Гвендолен, уперев руки в бока.
– Что рассказывать? О том, как я по твоей милости рисковала репутацией и честью? – бездумно проводя пальцем по гладкой коре еще зеленого деревца, я беззлобно и уверенно улыбалась. Откуда только во мне взялась дерзость так отвечать всегда более бойкой сестре?
– Ты не выглядишь недовольной, – нашлась Гвен, – так как все прошло? Расскажи! Ты уже отдала ему свою невинность?
– Гвендолен! – старшая Гвер шлепнула младшую по руке, но ее глаза тоже горели, и я видела – она тоже втайне ждет обстоятельного рассказа.
Гвервил относилась к той категории девиц, что читают любовные романы под одеялом и не признаются в этом даже под пытками. Я хорошо знала, что это так.
– Нет, не отдала, – о том, что произошло нечто очень к этому близкое, решила умолчать, – мы разговаривали.
– Еще скажи, что у прялки вместе сидели, – Гвен чуть обиженно подняла подбородок, – но ведь целовались же? Да? Как это было?
Вопросы сыпались, как валуны во время камнепада, а я замерла, понимая, что нет. Он меня не целовал, ни разу. Щедро одаривал ласками тело – оно тотчас сладко отозвалось воспоминаниями, но не касался губ даже невинно. Но, может, у магов до свадьбы так не принято? Да, скорее всего!
– Ой! – положение спасла Гвервил, показывая куда-то вперед.
– Боги услышали наши молитвы на празднике урожая, не иначе… – Гвен упала на колени, беззвучно шепча молитву. А я наконец увидела, что заметили сестры.
Дерево. Почерневшее и покореженное вишневое дерево, давно не дающее плодов, которое матушка приказала выкорчевать, но слуги увильнули от обязанностей под шум праздника урожая…
Сейчас оно цвело. Вздымало ветви к небу, шелестело молодой листвой. Я подошла ближе – запах ни с чем не спутать. Этот весенний аромат… осенью.
– Чудо! – Гвен озвучила общую мысль, – надо рассказать матушке с батюшкой!
Чудо. Только откуда? Очередной дивный подарок магистра? Или…
– Вы идите, – махнула сестрам, – я побуду тут.
Некое потайное чувство подсказывало, что вишню оживила моя способность. И теперь я зарывалась лицом в мягкие лепестки, обнимала чуть шершавый ствол и чувствовала странное единение с этим деревом. Ощущение счастья стало еще больше, выпуская наружу крылья. Кажется, еще немного, и я воспарю.
– Этни, девочка…
Старая Бекума приковыляла, опираясь на сучковатую клюку.
– Нянюшка!
Я бросилась к одному из самых дорогих людей. Бекума была нашей нянькой много лет, пока мы с сестрами не подросли, а ее саму не подкосил ревматизм. Сейчас она просто жила в замке, а на время праздника отлучалась к родне.
– Он тебя инициировал, – выдохнула она на ухо во время неожиданно крепких объятий.
– Он меня… что? О чем ты? И о ком?!
Но я уже прекрасно понимала, о ком.
– Не бойся. Присядь.
Нянюшка увлекла меня к резной деревянной скамье, потемневшей от времени. Герб дома Гленуэ на спинке едва угадывался.
– Так что ты имела в виду?! – я вперилась взглядом в бесстрастно—спокойное, изрытое морщинами лицо старой женщины.
– Ты знаешь, уголь может лежать в земле много лет, если его не поджечь. Так и твоя сила – она спала, изредка проявляя себя всплесками. Теперь же пламя будет гореть ровно, ты сможешь призвать его в любой момент.
– Но я ничего не делала специально… я даже не знала, что вишня зацветет… – сказанное Бекумой звучало невероятно, но манило и опьяняло перспективами, – Но если это так… – мое дыхание сбивалось от волнения, – хочешь, я попробую… – было страшно произнести, – вернуть твою молодость.
– Этни, моя дорогая… – старуха смотрела расстроганно… и с надеждой.
– Пойдем! Скорее!
Энтузиазм заполнял до краев и выплескивался, заражая Бекуму – ее глаза, казалось, уже вернули молодой блеск.
По пути кивнув экономке и начальнику замковой стражи, мы наконец очутились в моей комнате. Для верности я придвинула к двери тяжелое кресло.
– Дай мне руки, – те чуть дрожали – то ли от волнения, то ли просто от возраста.
Я взяла их в свои и закрыла глаза, призывая самое искреннее желание вдохнуть жизнь – стремительную в своем движении. Перед внутренним взором я видела почти опустевший сосуд и хотела снова наполнить его доверху.
Добавить еще сверху… и еще… Щедрость перехлестывала, и я остановилась, только когда почувствовала слабость.
Как сквозь толщу воды, доносился стук в дверь и мелкое дребезжание ножек кресла.
Медленно, с трудом я открыла глаза, ожидая увидеть молодую женщину в расцвете лет.
– АААААА!!!!!
Я завизжала, и стоящая напротив девчонка – почти утонувшая во взрослой одежде – завизжала еще громче.
Неужели это Бекума? И теперь она меня не помнит? Что я наделала?!