Людей попадалось мало, редкие работяги тащили мешки с мукой или дрова. Мелькнула запоздалая мысль, что парень мог привести меня сюда с недобрыми намерениями, но почему-то поверить в это было сложно. Да, он простой, бегает за каждой юбкой, но не подлец. Ведь правда?
– Пришли, – одними губами произнес Энг и первым вошел в совершенно заброшенный… то ли амбар, то ли коровник, – никому не рассказывай, что ты здесь была и что видела.
Чих. Еще чих. Пока и смотреть особо не на что. Энгус не ошибся?
Но вот он нащупал кольцо, почти незаметное среди присыпанной соломы, и постучал – чередуя медленный и быстрый ритм. Код?
Спустя несколько долгих мгновений внизу что-то зашуршало, и квадратная крышка поднялась.
– У тебя есть последний шанс вернуться, – в полумраке, разбавляемом полосками закатного солнца, падающими на земляной пол, голос Энгуса показался зловещим, но отступать сейчас было бы глупо. И нельзя забывать, что моя цель – найти Бекуму. Если мне, не дай боги, будет грозить опасность, то дурного не допустит магистр. Во всяком случае, я горячо надеялась, что он явится, как тогда, едва я испугалась собаки.
– Нет, я должна.
– Что ж, тогда я с тобой, – и Энг первым ступил на шаткую лестницу в три человеческих роста, преодолел несколько ступеней и подал мне руку. Внизу стоял паренек с масляной лампой – именно ее тусклый свет позволял спуститься, не переломав ног.
Вопреки ожиданиям, внизу пахло вполне сносно, а именно – припасами. Заготовленной картошкой, луком, горохом, который оставили сушиться на больших подносах.
– Следуйте за мной, – провожатый оказался немногословен.
Я бросила быстрый взгляд на Энгуса, но он только подмигнул.
Во мне, как обычно, возникла потребность прокомментировать происходящее, но легкий страх заставлял молчать. Поэтому я молча шла, приноровившись к быстрому шагу парней, про себя отмечая темные ниши то справа, то слева – ответвления подземного коридора.
Впереди замаячила добротная дверь.
– Обождите здесь, – провожатый обернулся и прошмыгнул внутрь сквозь узкую щель.
Оставив нас с Энгусом в кромешной темноте. Тем отчетливей слышались звуки. Блондин вздохнул.
– Будем надеяться, король захочет нас принять.
Король. Я про себя усмехнулась. Это же надо! Я хочу взглянуть на этого «государя».
– Заходите. Его Подземничество готов вас выслушать.
Подземничество? Я чуть не фыркнула. Ну и ну!
– Пошли, Махаш, – Энгус ласково взял под локоть, снова восприняв мой выпад из реальности по-своему. И что с ним делать?
Я ожидала, что за дверью окажется подобие приемной, но нет – под полотняными навесами на дешевых матрасах, набитых соломой, сидели люди – кто поджав под себя ноги, кто просто спал, повернувшись к стене. Где-то плакал ребенок.
Худощавые подростки смотрели волчьими взглядами, но не двигались с места.
Тем временем чей—то младенец завопил, как поросенок на закланье.
Ноги сами понесли на звук. Чем дальше, тем сильнее пахло кислой капустой и испражнениями.
– Что с ним?! – преодолев брезгливость, я шагнула под навес, освещенный тусклой лампой.
– Ступай-ка отсюдава, по добру, по здорову, – прошамкала старуха, похожая на ведьму из сказок, но я и не подумала отойти – не будь я Этни Бранвен Гленуэ!
Вторая женщина, чье лицо находилось в тени, просто тихо всхлипывала. Я решила выведать правду у нее.
– Это ваш сын? Что с ним? Я могу помочь.
– У него жар. Третий день, – мать заговорила несмотря на косые взгляды старухи, – а на теле синие пятна…
Я слышала о синюшной болезни – лекарства от нее не существовало, и требовалось только молиться. Если ребенок перебарывал жар, что случалось один раз на десять, то жил дальше. Хм, молиться!
– Я приехала на праздник из дальних земель, – начала голосом Бекумы, когда она рассказывала сказку на ночь, – на моей родине знают особые молитвы на такой случай. Прошу, дайте мне ребенка.
Как ни странно, долго уговаривать не пришлось – на дрожащих руках мать передала истошно вопящий сверток.
Я положила его на колени и забормотала детскую считалочку, из тех, что мы придумывали с сестрами. Но это все для отвода глаз. Я надеялась его исцелить.
На этот раз печальный опыт с нянюшкой подсказал не закрывать глаза – и поначалу было сложно отстраниться от мрачного окружения, от несмолкающего плача. Кожей и затылком я чувствовала чужие взгляды – любопытствующие, недоверчивые, порой откровенно враждебные, как у той старухи.
Но постепенно ритм старого стишка закружил в своем танце, в какой-то момент я просто взяла и позволила войти той силе, что делала меня чем-то большим, нежели просто Этни Гленуэ. Позволила войти и подхватить. Я все также видела и слышала, но словно сквозь сон – не чувствовалось эмоций, только захлестывающий покой и тихая радость, которой хотелось делиться. Я была на гребне этой волны – высоко, слишком высоко, чтобы бояться или сомневаться в неудаче. Вокруг меня множилось сияние, и на его пике я с беззвучным уханьем полетела вниз, как с огромной зимней горки – обратно в свое тело, что держало тельце маленькое.