Цветы корицы, аромат сливы

Возьмет ли в руки кисть, лоскут любой –
И через миг уже готова сотня
Прекраснейших стихов.

Рассказчик слева:

Возьмет ли в руки дрель и молоток –
Уж дырки все просверлены на славу
И гвозди все, глядишь, позабивал.
Этот сандаловый цинь ночью яснее звучит,
В эти колонки слышнее порою ночной.

– Теперь ты декламируешь то, что мы вместо арии туда всунули:

Любви Ин-Ин добиться очень сложно,
Лишь только в первом корпусе она
Являет лик, как осенью луна,
Но так ГЗ обходит осторожно,
Что, право, рвется сердце у меня.

– Стоп. Нет, – говорил Ди. – Коряво по-русски. «Рвется» – либо надо уточнять, куда, либо «на куски». Что в клочья рвется сердце у меня.

Выкроив минутку досуга, Сюэли зашел на истфак и разыскал там Андрея. Тот сидел над черепками из керченских раскопок.

– Послушай, ты не посмотришь на вот… это украшение еще раз?..

– Ну, эта вещь же у тебя поздняя очень… Чего на нее смотреть? – искренне удивился Андрей.

– Извини, пожалуйста, а у вас есть кто-нибудь, кто занимается более поздними эпохами?.. Кто занимается современностью? – поспешно поправился Сюэли.

– Да, вот Леха тебя поймет. Он в это… за это… за ту дверь загляни.

Леха оказался здоровенным небритым малым в камуфляже, сидящим под целой гирляндой вымпелов в память о поисковых экспедициях. У него на столе была разложена карта, прижатая с одной стороны карандашницей из опиленной снарядной гильзы, с другой – минным осколком; он что-то на ней помечал. Перед Сюэли был, так сказать, практикующий историк Второй мировой – поисковик.

– Будь добр, – сказал Сюэли, – посмотри, пожалуйста, на этот обломок… Ты не встречал?..

Леха осмотрел предмет взглядом профессионала и сурово сказал:

– И что?

– Здесь написано: «Императорский театр теней». Ты никогда не встречал… никогда не слышал?.. Я… нигде не нашел, вот, решил обратиться. Ведь ты, вероятно, много читал о разных… поздних артефактах?

Леша поскреб пятерней в затылке.

– Ну, я вообще-то специалист по Великой Отечественной. А как эта хрень по-китайски?

– Huang jia ying xi. Хуан-цзя ин-си.

– М-м-м… А-а… хвангдзя-йинг-кси это могли записать?

– Всё, всё могло быть! – обрадовался Сюэли и, прижав руку к сердцу, ждал, что ему скажут.

– А… ты слышал когда-нибудь про спецподразделение японской Квантунской армии «Курама Тэнгу»? – спросил Леша.

«Сначала пишется „поющий сверчок“, потом „привольно плещущаяся рыба“…»

«Сначала пишется „свернувшийся дракон“ с восходящей чертой вместо горизонтальной, потом – три параллельные „косые“ точки вдоль восходящей черты…»

В Институте Конфуция Сюэли начинал с «разворачивания тетрадей». Он не сразу понял, почему у русских все иероглифы валятся вбок и не могут стоять, но потом, приглядевшись к тому, как они пишут, понял: перед тем, как начать писать, они пристраивали тетрадь так, чтобы верхний край ее шел под углом примерно 40 градусов к краю стола и правый верхний угол оказывался выше левого, ручку же при письме они держали не то чтобы горизонтально, но клали в выемку между большим и указательным пальцем. Поприветствовав учеников, он проходил по рядам и каждому вручную клал тетрадь ровно и ручку в руке ставил вертикально. Тетради начинали ползти обратно, в прежнее положение, примерно через минуту сорок секунд (он засекал). Иероглифы целыми стройными рядами слаженно заваливались, как будто по ним прошел тайфун.

Один ученик, толком не запомнив иероглиф, спорил с Сюэли: «Какая разница, под „крышей“ или под „навесом“? Понятно же, о чем речь!» Одна девушка, высунув от старательности язык, писала знак «зима» в «ограде» и приговаривала: «Это пру-удик… А в нём плавают ка-арпы…». Другая девушка спрашивала: «А ничего, если я „свернувшегося дракона“ немножко так разверну?» Еще одна ученица говорила: «А почему в слове „родственник“ обязательно надо писать „труп“? А если он жив еще?»

– Боже моё… Я не смогу соответствовать, – подумал Сюэли по-русски. Но все же прошел по рядам и своей рукой повернул всем тетради еще раз. И еще раз. И еще раз.

– Я не могу так держать ручку, как вы. У меня анатомия кисти другая.

– Анатомия кисти у нас приблизительно одинакова, – сказал Сюэли, подходя, перегибаясь через спинку скамейки и приближая свою руку для сравнения к руке ученика.

– У меня указательный палец не сгибается в этом месте под таким углом.

Сюэли пальцами вылеплял, как из пластилина, из его руки то, что нужно, и клал на ручку.