Цветы корицы, аромат сливы

– Я к этому веду. Молодец, уже что-то читала. Да, в провинции Хунань вот такой есть пятнистый бамбук. Нет-нет-нет, здесь сверху элемент «белый». Помнишь шутку?  wang (князь) посмотрел на  huang (император) и говорит…

– «Что за радость быть императором? Вон, вся голова побелела!»

– Уже помнишь. Хорошо. И вообще здесь иероглиф huang не нужен, даже правильно написанный. Подумай, что здесь уместно. Росший кругом бамбук от их слез покрылся пятнами. Да, и с тех пор пятнистый бамбук в литературе стал символом тоски по любимому человеку… Не надо второй раз слово «гора». И так понятно, что гора. Эти два иероглифа тоже не путайте. Для них есть мнемоническая подсказка: bi увещевает bei: «Женились уже, для чего разводиться-то?». Видите – в bei словно бы двое отвернулись друг от друга с презрением?

– Вэй-лаоши, ведь про бамбук и светлячков написано, наверное, очень много?

– Вы даже не представляете себе, насколько много. К сожалению, в современном Китае, когда какой-нибудь авангардный, эпатажный литератор захочет написать что-нибудь свежее и оригинальное, обычно выясняется, что все это уже было написано, обсосано эпигонами, спародировано и потеряло свою актуальность… приблизительно в третьем-четвертом веках до нашей эры, – медленно сказал Сюэли, тщательно подбирая слова.

– А по какому же принципу вы… как вы выбираете, что нам дать в диктанте?

– «Ученый муж весь в книги погружен. Их очень много есть, но достоверней и надежнее всего, он думает, лишь основные шесть канонов», – сказал Сюэли.

Диктанты он всегда давал из головы.

Как-то Леша застал репетицию сцены, в которой студент Чжан дает взятку коменданту общежития, где живет Ин-Ин, чтобы тот выделил ему там комнатку. Сцена, разумеется, точно повторяла разговор студента Чжана с настоятелем монастыря Пуцзюсы из «Западного флигеля», о том, нельзя ли ему снять в монастыре келью для занятий. Там это тоже было благовидным предлогом для того, чтобы приблизиться к Ин-Ин.

– В платочке этом шёлка цзяосяо
Подарок самый скромный. Речи нет,
Чтоб впору рангу вашему пришёлся.

– Эге, да тут пять лянов серебра!

Приличьям дань немыслимо щедра.
Сейчас на кухне два словца скажу –
И мигом нам чайку сооружу.

– Зачем так хлопотать из пустяка!..

А тут нам хватит закусить слегка.

Сюэли развязывал огромный узел. Коменданта играл Сюй Шэнь, полезник (с кафедры геологии и геохимии полезных ископаемых). Они с Сюэли спелись до невозможности и, садясь за импровизированный столик, изображали, как выпивают вместе примерно три даня – точно, что не чая, – постепенно расстегивая рубашки и снимая туфли.

– Так вот, почтеннейший, войдите в положенье:
Вы знаете, в каком пренебреженье
У нас наука и ученый труд:
Ведь в комнате моей, как в зале Будды,
Повсюду это… пыльных свитков груды,
Но в шуме постоялого двора
Не почитаешь книгу до утра!
Усердье есть, желанье заниматься,
Но вот пришлось жестоко обломаться…

– Кто это написал? – на сцену выскочил Ди и выхватил у Сюэли бумажку с текстом. – Неужели вы не чувствуете стиля? Что за люди!

– Оставьте, – сказал Леша. – Пусть будет… поэтическая вольность.

Ди обернулся, с некоторым недоумением посмотрел на него, задумался и потом кивнул. «Ну что ж». Ему была свойственна редкая гибкость ума.

– Если б я занял здесь скромную келью,
Разве бы я предавался безделью?
Нет, занимаясь прилежно весь день,
Скоро прошёл бы в ворота Лунмэнь.
Ночные бы часы мои текли

Над «Общим описанием Земли», – они пили, разложившись на томе «Общей геологии» Короновского, –

Проникшись благочестия уроком,
Не громыхал бы за полночь хард-роком,
И не в пример иным, что хлещут спирт,
(В сторону) Я тихо развернул бы скромный флирт.

– «Замутил», – предложил Ди. – Как поэтическая вольность.

Леша был в таком восторге от увиденного, что отвел Сюэли в сторону и спросил:

– Слушай, а у вас нормально все с ролями, люди не нужны?

– Эм-м… Хочешь быть скинхедом? – осторожно предложил Сюэли.

– Да хоть кем. Слушай, а можно еще вопрос? – извини, конечно. Просто пришло в голову.

– Да?