Цветы мертвых. Степные легенды

На одной из пустынных станций – 3., не доезжая еще до Новочеркасска, Алексей увидел на перроне высокого, широкоплечего старика, худого, с желтым лицом и с косматой бесцветной бородой. На таких же бесцветных, давно не стриженых волосах – мятая унылая фуражка со сломанным козырьком хранила еще на околыше остатки когда-то красного материала. Выцветшие до последней степени штаны сохранили едва заметные более темные полосы вдоль штанин, там, где некогда был лампас, теперь споротый. Старик был бос. Грязными, потрескавшимися ступнями он осторожно ступал, держа в руке вареную, посиневшую тощую курицу.

Каким-то прибитым взглядом он всматривался в окна вагонов.

– Кого, отец, ищешь? – спросил его стоявший у окна вагона Алексей.

Старик посмотрел на него, моргая выцветшими ресницами, и тихо сказал:

– Никто…

– Дык… тово… хлебушка ба… Кусок хлеба за курицу дашь – спасибо. Давно хлеба не видал… Стосковался по хлебушку-то…

– Кусок хлеба за курицу? – проговорил Алексей и, отойдя от окна, быстро вернулся с завернутой в газету буханкой хлеба. Старик, увидев хлеб, посмотрел удивленно на Алексея. Потом, воровато оглядываясь, протянул свободную руку за буханкой, принял ее и сунул под рубаху.

– Дай тебе Бог здоровья! Откедь ты такой добрый взялся? – проговорил он тихо, пытаясь передать курицу Алексею.

Но тот не брал ее, а склонившись из окна к старику, едва слышно сказал:

– Такой же, как и ты, казак. Из Соловков и Сибири еду…

Старик встрепенулся.

– С Соловков, говоришь?.. А Смалкова там не знал, а? Внучек мой. Четвертый год как угнали… – сказал старик задрожавшим голосом.

Алексей едва удержал подступавшие слезы.

– Ну, как оно там? Сказывают, дюже плохо, а? – спрашивал старик, видимо, с надеждой услышать что-нибудь утешительное.

– Не спрашивай, отец. Не буду тревожить тебя. Лучше не знать, – ответил Алексей.

– Эх… Бож-жа мой! Господи! Извели… извели Дон до конца… И за што такая наказания? – прошептал, всхлипывая, старик, роняя слезы на грязные ноги.

– Держись, старик… Терпи… Знаешь поговорку?.. А курицу оставь себе, – сказал Алексей.

Поезд, подавшись назад, пытался сдвинуться с места.

– Спаси тебя Христос… Какой станицы хучь скажи! – проговорил он.

– Клетской! – ответил тихо Алексей.

Поезд, наконец, тихо двинулся. Повернув голову, Алексей смотрел на старика, державшего одной рукой курицу. Другая рука, со сложенными для крестного знамени пальцами, так и застыла у груди. Губы что-то шептали. Он смотрел на удалявшегося Алексея.

Поезд, звеня и стуча на стыках, прибавлял ходу; пустынный перрон, уплывал мимо, вместе с грязными, запыленными станционными постройками.

* * *

Повсюду была та же картина. Пустота, грязь, запустение. Одинокие, какие-то закопченные, как тени, бродили люди с безнадежным взглядом, едва передвигая ноги.

На следующий день поезд тянулся по землям кубанских казаков. Алексей никогда до этого не бывавший на Кубани, смотрел с любопытством на низенькие хатки, крытые соломой не так, как на Дону.

Сады уже начинали цвести. Здесь было теплей. Но так же, как и на Дону, все было пустынно и безмолвно. Возле хат не видно было людей и резвых ребятишек. Степь, заросшая польшью, выглядела уныло. Вдоль линии железной дороги брели запыленные, оборванные люди. Полуголые ребятишки тянулись за взрослыми – худенькие, истощенные, косматые. Кое-где на дорогах лежали трупы. Люди шли мимо, обходя их и крестясь.

На перроне одного разъезда лежал на спине черный от грязи бородатый человек. Борода торчала вверх черным веником. По типу не то айсор, не то перс. Распухшие ступни грязных, раскинутых ног торчали в разные стороны. Он еще шевелился. Какие-то сердобольные оборванные женщины сидели на корточках возле него, держа у его лица блюдечки с молоком и чашки с водой. Но он не принимал уже ничего. Черные мухи ползали по едва видному из-под грязи желтому лицу.

Из подкатившего автомобиля вышел и направился к вагону I-го класса военный с орденом Красной Звезды на гимнастерке без пояса и в чувяках на босу ногу. За ним начальник станции тащил тяжелый чемодан.

Военный, увидев умиравшего, брезгливо кинул:

– Убрать за станцию!

Вагон I-го класса, куда вошел военный, был рядом с вагоном III-го класса, в котором стоял у окна Алексей. Как только поезд тронулся, из вагона I-го класса послышались мелодичные звуки романсов, исполняемых пластинками граммофона.

Военный, видимо, был любитель музыки, ибо граммофон не умолкал весь путь, пока военный не вышел на станции Минеральные Воды и не сел в поданный ему автомобиль.

На следующей от Минеральных Вод станции поезд остановился, не доходя до семафора, у которого работали красноармейцы, починяя железнодорожный путь.