Цветы мертвых. Степные легенды

А на место согнанных с дедовских пепелищ, пригнали с севера псковских мужиков в опустевшие дворы и хаты.

Наступила зима 32–33 годов. Не привыкшие к местным «грубам» и топке их камышом и соломой, пришельцы жгли хаты и горели сами. Потом принялись за фруктовые сады. И полетели в печи годами взращивавшиеся абрикосы, высокосортные груши и яблони и… виноградная лоза.

Некоторые станицы были выселены целиком. Так окончили свое казачье существование станицы: Полтавская и Уманская на Кубани, Сунженская и Наурская на Тереке. То же самое и на Дону, и на Украине.

Голодные, в поисках пристанища, бродили целыми толпами. Принимать их строжайше запрещалось под страхом высылки.

На Кубань, в кубанские плавни, прислали с Дальнего Востока… корейцев и поселили их среди казаков в опустевших хатах.

* * *

Находясь в Сибири, Алексей, в беседе со своим квартирным хозяином пожилым «чалдоном», потомком сосланных за польское восстание поляков, услыхал однажды от него:

– Вот вам бы, Алексей Иванович, взяться за это дело. Оружие?.. Сколько хотите! Полный склад под землей в сосновой роще… Еще от Александра Васильевича, адмирала Колчака, остался… По глупости тогда пошли мы против него, отбили у солдат… Так он и остался. Мало кто знает о нем… Все там новенькое, в ящиках, смазанное… И винтовки, и пулеметы… А люди?.. Хоть тысячу. Только командира давайте…

Тогда Алексей заподозрил провокацию. Уж слишком казались нелепыми такие настроения у бывшего красного партизана. Теперь, после всего виденного за это время Алексей уже не колебался. Ему казалось, что сама судьба направляет его на этот путь, и потому чувствовал себя спокойно и уверенно.

Рассвет еще не начинался, когда он, провожаемый хозяином хаты, вышел садами на дорогу. Вокруг стояла невозмутимая ничем тишина. Было сыро, будто ночью прошел дождь. Дорога едва видна. Она уходила в сумеречную даль, сливаясь с туманом. Алексей шел осторожно, прислушиваясь. Старенький, но легкий бараний бешмет хорошо защищал от сырости.

При первых признаках наступающего рассвета, пролетела с шумом большая птица. В кустах свистнула пташка. Неуверенно подхватила другая. Что-то затрещало в кустах. И, наконец, бледный луч пробил туманное марево и задрожал на изумрудной листве.

Вверху, у вершин гор, уже чувствовался наступающий день. По низу потянуло ветерком, и туман пополз кудрявыми струйками вдоль по лощине, обнажая дорогу.

* * *

Алексей увидел вдали небольшой мостик. Там шумела река. Захотелось пить. Уже было совсем светло, когда он подошел к реке. У самой воды, раскинув руки и ноги, лежала женщина, бедно одетая. Густые темные волосы спадали на землю вместе с рваным платком. В ногах куча какого-то тряпья. Алексей нагнулся, чтобы рассмотреть поближе. От низового ветерка волосы шевелились, и длинные ресницы вокруг полураскрытых больших глаз вздрагивали.

Казалось, женщина спала. Алексей толкнул ее слегка в бок. Тело покорно качнулось и голова, переменив положение, повернулась лицом к Алексею. Стало не по себе… И в тот же момент почувствовал неприятный холодок между лопаток. Из вороха тряпья, в ногах женщины, вылезла курчавая и лохматая головенка, и более с удивлением, чем с испугом, смотрела на Алексея большими глазами. Ребенок походил на лежавшую женщину.

– Ты… что тут делаешь? – спросил Алексей.

– Сплю… – ответил малыш охрипшим спросонья голосом.

Указав на женщину, Алексей спросил:

– А это кто?

– Мамка моя. Только она померла уже.

– Давно?

– Наверно ночью.

– Отчего померла мамка-то?

– Наверно с голодухи… Теперь все с голодухи помирают, – деловито объяснил малыш.

– Что же ты теперь делать будешь? – спросил Алексей.

– А… тоже помирать буду… Алексей стоял в нерешительности. Оставить мальчика одного? Взять с собой?

Недалеко проезжала арба, отчаянно скрипя колесами. Правила пожилая женщина пегой, коренастой лошадью. Алексей окликнул ее. Подойдя, рассказал о мальчике.

– Куда ж его девать?… У самой трое мал мала меньше – в арбе спят… Мужа забрали… Что успела захватить с собой… вот увезла. Сама не знаю, куда едем… – и голос ее дрогнул.

Алексей понимающе развел руками и отошел прочь.

– Постой уж! Погоди!..

Женщина остановила лошадь, утирая глаза.

– Придется мальченка-то взять… Не погибать же ему тут…

Но мальчик решительно отказался оставить мать:

– Мамку караулить буду…

– Да ты сам тут помрешь, один-то! – рассердился Алексей.

– Помру… – безнадежно ответил мальчик. – С мамкой-то лучше.

* * *

Целый день шел Алексей по дороге в аул, поднимаясь все выше. Раздумывал, покуривая махорку.

На душе было тяжело. Думы теснили голову. Вспоминалась встреча с женой. Нашел он ее одинокой, но как будто чужой, далекой. Не такой встречи он хотел и не так представлял ее себе. Особенно его поразило то, что Настя ни разу не улыбнулась, не рассмеялась. Какая-то незнакомая сдержанность…

Старик-казак, продававший курицу. Нищий – казак… Да когда это было? Хлебороб, вечный труженик, просит «хлебушка»… По хлебушку стосковался. Просить! Прирожденная гордость не позволяет просить, вот и вынес какую-то подозрительную курицу…