Цветы мертвых. Степные легенды

Однажды при переходе с одного перевала на другой, на дороге неожиданно столкнулись с парой сытых лошадей и тремя седоками в форме ГПУ. Забыв все предосторожности, казаки вмиг изрубили седоков, и трупы их бросили в лесу. Шарабан взяли с собой, чтоб замести следы…

* * *

Вышли как-то на одинокую хату на опушке леса. Со всеми предосторожностями подошли к ней, и нашли внутри старика. Во дворе был колодец, в сарае сено и полова. Соблазнились жильем: давным-давно не были под крышей. Место было глухое. И дороги близко не видно было. Хозяин оказался старым казаком-кубанцем.

Отряд разделился на две части и по очереди нес караул. В те дни и ночи, когда Алексей не нес охраны, он сидел с хозяином у топившейся печи и подолгу беседовал. Старик оказался еще достаточно бодрым, несмотря на свои 84 года, много видел на своем веку и много рассказывал.

– Еще о 73-м годе с генералом Скобелевым в туркменских песках ходили на диких туркменцев. Всего натерпелись казаки: и жары лютой, и голода. Без воды неделями оставались… Потом с им же в Турецкую ходил. Вот это был анарал – одно слово. Другого такого не было на свете… Нет, был!.. Был у нас на Кубани такой герой… потом скажу… – многозначительно подмигнув Алексею, сказал старик, и продолжал. – Потом с генералом Мадритовым, нашим же кубанцем, в Японскую ходил… Четыре креста за походы имею…

И старик, пошарив где-то в соломенном тюфяке, вытащил четыре связанных проволокой георгиевских солдатских креста па полосатых ленточках.

– Вот держу возле себя. В случае прийдет смерть, чтоб успеть их хотя бы в руке зажать… Ведь это все, что осталось от нашего великого государства… К-кон-ная армия была! Как-кие полки-то были! Молодец к молодцу, конь к коню! Мундир к мундиру! Пятеро сынов служить посылал… – и старик замолчал.

– А в великую-то, неужели тоже был? – спросил Алексей.

– Не! В великую не был. Пятерых сынов снарядил: кони, снаряженье, кинжалы, шашки, амуниция… На пя-те-рых поставил. Седла, сумы… Ну, словом, все. Прямо целый полк, можно сказать, послал воевать. А уж себя снарядить не под силу было. А то бы – пошел…

Старик подумал и снова заговорил:

– Да и не к чему все это оказалось опосля!.. Двоих убили. Один в заграницу ушел… А двоих расстреляли – энти…

Старик не сказал: кто. Он вообще избегал называть своим именем это учреждение.

– Старуха потом померла с горя… А я один остался… Вот и живу – век доживаю…

– А про какого героя ты хотел рассказать? – напомнил ему Алексей.

– А, да!., про нашего кубанского… генерала Бабия! Не слыхали такого? – прищурив глаза, спросил старик.

– Нет, слыхал, – ответил Алексей. – Как же не слыхать? Я думаю, все про его знают. Это был герой! Летит это впереди своей дивизии… повод в зубах – левая рука искалечена была на турецком еще фронте – в правой клинок… башлык за плечами, словно чертовы крылья… «Бабий! Бабий!» бывало кричали красноармейцы… да на утек кто куда! Лютый был до боя. Энтот, пожалуй, почище генерала Скобелева был… Настоящий казацкий генерал. И смотри ж ты… Отец его, генерал Бабиев – из черкесов происходят, а мать, значит, полька… А он настоящий кубанский казак вышел. Да какой еще получился! Пожалуй, другого такого и нет на свете. А умер… жил героем и умер геройски. Под Никополем на Днепре, в гражданскую… Только хотел сесть на коня, чтоб ехать, значит, к своим полкам… Ну, известно, возле генерала энтих холуев – штабных толпа… Красные заметили и пустили несколько снарядов… Другой бы сховался… А энтот нет! Ни за что! И не торопился садиться на лошадь. А «она», вишь, над самой головой как рванет, и осколок в него. Повалился наш Бабиев на землю. Полежал немного… успел сказать только: «Любите, казаки, Кубань нашу, как я ее любил. И защищайте, как я защищал… Молод, я, говорит, не хочется помирать, да видно придется…» Сказал, да Богу душу и отдал. Вот какой человек был! – закончил старик.

Потом, помолчав, добавил, видно, наболевшую и затаенную, давнишнюю мысль:

– Ведь как сказал-то! На Днепре погиб-то за родную Кубань! Это он, значит, намек давал казакам, что вот, мол, где Кубань защищать надо, а не на Кубани… Я так думаю… Потому было много тогда и таких, что думали кажный свою станицу дома отстаивать… А я полагаю, что Кубань-то надо было защищать аж под Москвой! Вот тогда бы было дело!

И старик замолчал, низко склонив голову, словно, она у него вдруг перестала держаться.

В другой раз, как-то вечером, в последний день стоянки, старик снова заговорил с Алексеем: