Цветы мертвых. Степные легенды

Стена леса еще более сгущала темноту. Нужно миновать лес и выйти на поляну, – там уже должно было быть светлее. Двигались медленно, всматриваясь в черноту. Но только вышли в узкую полосу между двумя лесными клиньями, упиравшимися в тропинку, как лошадь Алексея, ехавшего впереди, вдруг остановилась, как вкопанная. В то же мгновение Алексей увидел совсем близко перед собой какое-то белое пятно. Инстинктивно вытянул руку с револьвером вперед и выстрелил в белое; почувствовал, что дуло уперлось во что-то мягкое, а в лицо ударили теплые брызги. Потом уже сообразил, что это было, а сейчас лишь слышал ружейные хлопки, глухое падение на землю… и через мгновение, конский топот и шлепки грязи со всех сторон. Было такое впечатление, что все скачут от него в разные стороны. Вскоре все стихло, и только снова шумели лес и дождь на пустынном перевале…

Только перед рассветом разобрались, в чем дело. Большей части людей не было. С Алексеем осталось всего пять казаков вместе с мертвым М-вым. Подобрались осторожно к тропинке, где ночью произошла суматоха. У неширокой канавы две убитых лошади. Один казак… На спине, с лицом, представлявшим сплошной кровавый подтек, человек в кожаной тужурке с тремя квадратиками в петлицах…

А в узкой канаве, привалившись спиной к одному ее краю, словно, загулявший казак, лежал старик-хозяин хаты. Рваные пастолы на ногах, синие латаные штаны и какой-то коричневый домотканый полу-пиджак, перехваченный тонким ремешком с набором и узким чеченским кинжалом на нем. Лицо спокойное. Седая борода разметана от плеча к плечу. И под ней, среди редких волос, четыре георгиевских креста на проволочке прицеплены за петлицу. У левого угла рта застыла почерневшая струйка крови…

* * *

Нужно было скорее уходить. Теперь было ясно, что четверо новопринятых были красные лазутчики. Двое из них бежали после перестрелки во дворе, один был тяжело ранен Алексеем у калитки, и один остался лежать во дворе убитый. Кто приезжал ночью? Теперь догадывались, что в ту ночь предполагалось нападение на хату. Кто бросил гранату, так и не удалось установить.

На тропинке же произошло, видимо, преждевременное и неожиданное для красных столкновение партизан с разъездом ГПУ, шедшим к хате.

Забрали убитого казака и старика, и поволокли их в глубь леса. Там нашли неглубокую, продолговатую промоину и, положив их туда, привалили обрывами промоины. Рядом похоронили и М-ва. Старик, видимо погиб, попав между лошадьми и в начале столкновения, так как никаких ран на нем не обнаружили. Его просто затоптали…

* * *

Теперь пятеро шли пешком, ведя лошадей в поводу, пробираясь среди деревьев. Молчали и из предосторожности, и сильно были подавлены ночным происшествием. Каждый думал свою думу. Мелкий дождь моросил, размельчая лесной грунт. Лошади скользили, цепляясь седловкой за деревья. Хватали губами за оставшиеся кое-где листья. Никто не думал о еде.

Через двое суток, сбросив в овраг седла, подошли к совхозовскому саду и оставили коней возле стогов. Нужно было скрываться. Кони только мешали. Теперь уж не до нападений. Убийство троих гепеушников, видимо наделало немало шума. Казаков, наверное, выследили в дедовской хате. Возможно, разбившийся на две части отряд сбил преследователей с пути. Этим нужно было воспользоваться и поспешно уходить дальше. Пешком уже перешли через линию железной дороги Новороссийск-Екатеринодар.

Долго брели ночами, избегая жилых мест, пробираясь к кубанским плавням, в камыши. Там рыба – можно будет как-нибудь перезимовать. У Тамани их захватил, неожиданно нагрянувший сильный северный ветер, заморозил все лиманы и Кубань так, что реку перешли по тонкому льду.

Через Темрюк пробрались поздно вечером, в темноте, и на рассвете были уже в Курчанских камышах. Здесь и затерялись надолго. Бродили по самым глухим местам, где прятались от стужи зайцы и ожиревшие за лето дудаки, не успевшие улететь.

Более чем за 200 верст тянутся плавни вдоль Азовского моря. От Ахтанизовского лимана, через Курганский, Черный Ерик, Протону, Гусячий, Байсуг – все плавни и камыши. Тишина там. И только камыш едва шелестит, покачивая коричневыми темными султанками. И зимой, и летом тут много мелкого зверя и рыбы. А весной и осенью гомон стоит от перелетной птицы. В апреле тарань и шараны сами в сеть лезут.

Здесь и решили казаки перебыть до лучших дней.

* * *

Как-то ночью сидели у костра и вспоминали последний случай на хуторе. Молодой казак, ковыряя камышинкой в углях, проговорил:

– А я думаю, что старик-то тот, кабы не агент был…

Алексей резко ему возразил:

– Не может этого быть! Старый казак, георгиевский кавалер…

– А по-моему… может, – ответил ему казак, почесывая пятерней под папахой. – Вот вы, Алексей Иванович, простой, видать, человек… простите, образованный, а простодушный. Были в тюрьме, в каторге, а нашей-то жизни не знаете… Переменился народ, и казаки тоже… будто кто подменил их… и не узнать! Иной прикинется, будто бы свой, а на самом деле он первейший шпиён. Мы-то ведь среди людей тут жили и очень даже хорошо их знаем… И я вам скажу, что в тюрьме народ, пожалуй, лучше…