Цветы мертвых. Степные легенды

Недалеко другая фигура с лицом явно южно-русским (такие лица и теперь еще можно видеть в Полтавской и Киевской губерниях) оказалась словоохотливее. Но «фигура» немедленно стала уверять меня, что он из Западной Украины.

– А вы-ж видкиля сами? – поинтересовался он, видимо угадав, по наличию при мне велосипеда, что я не «лагерный».

– Я из Белой Церкви, – соврал я.

– С Белой Церкви?…. Слухай-тэ… а Яременка вы там не знали? – вдруг весь переменился он. Но, быстро оправившись, сказал: «Я там четыре года прожил…» и начал плести какую-то историю о своем временном переселении из Западной Украины в Восточную.

Распрощавшись с ним, я двинулся по широкой платановой аллее, уставленной скамейками, в поисках «настоящаго русского».

Туман начал понемногу разбиваться. Навстречу попадались девушки, одетые по-мужски.

– Русские?

– Нет! Но по-русски понимаем.

Лукавый взгляд и улыбка не научившейся еще скрывать свои чувства молодости. Навстречу три очень-очень стареньких женщины, идущия под руки. Кто кого вел, понять было трудно. Седыя непокрытый головы, бледныя изможденный лица, одежда – все указывало на «восточное» происхождение. Оне тоже едут за океан. «Туда… подалее от этих хватов…»

Подхожу к скамейке, на которой сидит седой человек в стареньком заштопанном костюме. Рядом женщина и двое детей.

– Где здесь можно увидеть русских?

– Я русский, – отвечает мужчина, протягивая руку. – И это вот все русские – за баландой стоят. Только они давно уже эстонцы, поляки, испанцы… Настоящего русского вы здесь не найдете.

Он вежливо уступил мне место возле себя, попросив подвинуться свою жену и детей. Дети быстро «проехали» по скамейке на самый противоположный край, но женщина неохотно отодвинулась, что-то говоря мужу по-немецки.

Мужчина оказался б. офицером старой императорской кавалерии. Быстро разговорились и нашли общих знакомых.

– Как вы так неосторожно со мной откровенны? – задал я ему вопрос.

– Да… видите… откровенно говоря, я в вас сразу определил кавалериста, несмотря на вашу штатскую шляпу. А потом, я записан эстонцем, так как жил и служил в старое время в Эстонии.

Его жена, слушая наш разговор, все время нервничала, и что-то тихо говорила ему по-немецки. Наконец, она встала со скамьи, и, забрав детей, ушла в здание, на котором более чем на десяти языках было написано слово – «кухня».

– Да… приятно встретить товарища по оружию. Сразу нашлись общие знакомые…

– Как евреи. Те всегда имеют общих знакомых, т. к. разбросаны по всему свету.

– Как мы теперь…

– Да.

Во время нашего разговора жена моего нового знакомого все время делала мужу какие-то знаки из дверей, ведущих в кухню.

Я поднялся уходить, не желая более нервировать женщину. Мне было понятно ее волнение. Ее глаза так и говорили: «ну, чего ты болтаешь с каким-то подозрительным типом!» Офицер понял меня и на прощанье, подавая руку, сказал:

– Вы не обижайтесь на нее… Знаете, женщина… всего боится…

Расстроенный неудачей своего посещения лагеря, иду к выходу. У ворот несколько человек. Подхожу к ним. Женщина, оказавшаяся женой продавца, разговаривала громко по-русски с двумя мужчинами. Подхожу. Разговор затих. Но я «нахально» начинаю с ними разговор сам. Делать нечего – отвечают. Расспрашивают про Италию. Тема, как говорится, не страшная. Говорю больше я. Сбоку подошла молодая женщина с ребенком на руках. Курносенький блондинчик. У женщины на ногах новые, грубой кожи туфли и какие-то безцветные от частой стирки чулки, синее платье с белым горошком, мужской пиджак и платок на голове, подвязанный так, как может подвязать только русская женщина. Все бедно, но очень чисто. Смуглое похудевшее лицо, прекрасные темные с удивительно мягким выражением глаза, полные какой-то скрытой печали.

Смотрю на нее. И ясно за ней, на фоне поднимающегося тумана, среди очертаний деревьев и каменной ограды, вижу солнечный день, высокие стройные тополя, и среди них беленькие чистенькие хатки с подсолнухами под окном, плетень.

Женщина внимательно слушает мое описание Италии и я, подкупленный ее любопытством, обращаюсь с вопросом:

– Откуда вы сюда заехали?

Доверие и любопытство моментально исчезают и едва шевелящийся губы произносят:

– А вам на што?

Тогда я прощаюсь и ухожу. Но, проходя мимо этой женщины с ребенком, невольно останавливаю взгляд на ея лице, заглядываю в ее добрые глаза и слышу тихое: «С Кубани мы»…

А у ворот толпа, возле ларька бойкий говор продавца:

– Вам за деньги или за барахло?..

«Русская мысль», Париж, 23 февраля 1949, № 113, с. 7.

Вербано