Приехали полицейские. Опять двое, но другие, не вчерашние. Оба были в цивильной одежде. Один предъявил мне удостоверение лейтенанта отдела по раскрытию убийств. Звали его Лайэм Рейнолдс. Мы уединились наверху. Рейнолдс был молод, хорош собой и совсем не похож на легавого. Скорее уж он смахивал на балетного танцовщика.
В спальне я указал ему на кресло, а сам присел на пуфик. Лейтенант извинился за визит в такой час и добавил:
— Но я знаю, вы хотите, чтобы мы его поймали и изобличили. Тут наши желания совпадают, Гриффин, и я его возьму. Надеюсь, он окажет сопротивление при аресте. Слишком много чести — везти его в управление живым. С нашими присяжными он может отделаться десятью годами тюрьмы.
Рейнолдс умолк и заметно расслабился.
— Извините. Я тоже женат. У неё такая же фигура и такие же волосы… — он встал и подошел к окну. — Я слишком много болтаю, но мне никогда не нравились твари, которые выползают из-под камней и нападают на женщин.
Лейтенант прервал созерцание лужайки.
— Давайте начнем с её вчерашнего звонка. Простите за каламбур, но это был первый тревожный звонок?
Я кивнул. Этот Рейнолдс был удивительным парнем. Когда я смотрел на него, мне почему-то делалось легче. Может быть, причиной тому были его прямота, умение просто и непредвзято воспринимать окружающее. Окутавшая мое сознание дымка вдруг рассеялась, и я увидел, что, оказывается, настал новый день. Мой взгляд остановился на кровати, на которой ещё сутки назад спала Морин. В этот миг до меня, наконец-то, дошло, что моя жена мертва.
— Я знаю, чего вы боитесь, Гриффин, — сказал Рейнолдс. — Вас страшит причина.
— Да, — ответил я.
— Причину мы выясним, — пообещал лейтенант, и на его лице появилось сочувствующее выражение. — Возможно, мотив не имеет никакого отношения к вашей супруге. Возможно, причина существовала только в воспаленном мозгу убийцы.
Он снова спросил о телефонном звонке, и я дословно передал ему свой разговор с Морин.
— Ага, оказывается, она знала причину, — заметил Рейнолдс.
— Но мне не сказала… А между тем, причина была куда серьезнее, чем она думала.
— Деньги?
— Едва ли. С чего вдруг? На жизнь нам вполне хватало, но ни излишков, ни нужды, которые могли бы стать источником опасности, не было.
— Какие-нибудь дурные привычки?
— Пороков за ней не числилось. Во всяком случае, таких, которые могли бы толкнуть кого-то на… Нет, на мотив её недостатки уж никак не тянут.
— Связь на стороне? — бесстрастно, будто врач, спросил Рейнолдс.
— Она была честным и очень добрым человеком. Я только теперь уразумел, как ей, наверное, было одиноко и как уязвим был наш союз. Разумеется, по моей вине. Но если бы Морин ответила взаимностью какому-нибудь пылкому воздыхателю, она непременно рассказала бы мне об этом и развелась со мной. По-моему, лейтенант, вам следует поискать мотив в каких-то особенностях её будничной жизни.
— Приму к сведению, — пообещал Рейнолдс. — А теперь, с вашего позволения, я бы осмотрел её личные вещи. Пока нам не за что ухватиться, если не считать нескольких установленных фактов. Причина смерти повреждение мозга. Вероятно, травма получена в тот миг, когда на Морин наехала машина. Тело нашли на Тиммонс-стрит. Это мрачный и грязный отрезок набережной, застроенный складскими помещениями. Людей там встретишь нечасто. Наверняка она не пошла бы туда одна. Нет. Он приехал сюда и силой увез её, а на Тиммонс-стрит она, должно быть, изловчилась выскочить из машины. Панический страх. Ступор. Она ничего не соображала. Попыталась бежать, и тогда он воспользовался машиной как орудием убийства.
У меня пересохло во рту.
— Он планировал это с самого начала и уже дважды пытался задавить её. Как будто его зациклило.
— Да… — задумчиво протянул Рейнолдс и принялся вышагивать по комнате. — Где она хранила письма, записки, неоплаченные счета?
— Где попало. Она не отличалась большой аккуратностью. Посмотрите в ящике туалетного столика. Левый верхний.
Это был ящик для всякой всячины. Я стоял рядом с лейтенантом, пока он просматривал старые письма от подруг Морин и маленький альбом, в который она вклеивала программки спектаклей и немногочисленные газетные вырезки времен её сценической карьеры. Рейнолдс извлек из ящика счета, квитанции, клочки бумаги с нацарапанными на них записями, потом протянул мне чековую книжку.
— Посмотрите, все ли в порядке.
Я перелистал корешки чеков. Потом ещё раз, гораздо медленнее. И задумчиво нахмурил лоб.
— Нет, не все в порядке. Далеко не все. Недавно она выписала довольно много чеков на небольшие суммы, но в совокупности они значительно превышают её обычные расходы.
— Мы выясним, обналичены чеки или нет. — Рейнолдс сунул книжку в карман, чтобы не забыть позвонить в банк, и снова полез в ящик, в котором уже почти ничего не осталось. И все же лейтенант исхитрился сделать открытие: он извлек на свет стопку машинописи, сколотую скрепкой.
— Похоже, какая-то пьеса, — сказал он.
— Я и не знал, что она упражнялась в драматургии.
— А она и не упражнялась. Вот имя и адрес автора, вверху слева на титульном листе. Рэнди Прайс. Знаете такого?
— Не припоминаю.