— Да, это так. Это относится и к ураниям. Но не забывай: детей от самок всех трех видов бабочек могу иметь я, и это объединяет их.
Сегодня, набравшись смелости, Наан спросила у него о Дипт-Реиль. Действительно ли та — его бывшая жена, состарившаяся и тем попавшая в немилость и опалу?
Император покачал головой:
— Я вижу, ты никак не можешь отделаться от идеи, что я обязательно должен быть коварен, свиреп и неблагодарен… Да, Дипт-Реиль — моя бывшая жена… В какой-то степени… И я состарился вместе с ней. Даже несколько раньше. Я умер от старости, и она похоронила меня. А затем родила вновь, потому-то она еще и мать мне.
Наан недоуменно и испуганно смотрела на него. Он улыбнулся и погладил ее.
— Ты многого не знаешь обо мне, невеста моя. И это немудрено. Простые бабочки не должны знать кое-каких секретов из жизни своего императора. Излишнее знание может посеять смуту. Оно же лишает наивности, а значит, и счастья.
— Нас учили, что именно знание ты ставишь превыше всего…
— О да. Знание. О природе вещей, пространства и времени. Но не знания о личной жизни другой бабочки. Она священна, суверенна и неприкосновенна, будь то личная жизнь твоего соседа или самого императора. И я никому не позволяю нарушать это правило.
— Почему же ты все-таки рассказываешь мне иногда…
— Потому, что ты сама теперь — часть моей личной жизни. Рано или поздно ты все равно будешь знать все. А что сегодня ты знаешь обо мне? Расскажи.
Наан знала много, но нужно было как-то все скомпоновать и коротко сказать о главном.
— Новая Вера учит так. Бог создал бескрылых гигантов. Но они прогневили Его, и Он уничтожил их, сохранив лишь знания, накопленные ими. Ливьен и Рамбай родили тебя, нашли пещеру бескрылого Хелоу, и его дух передал эти знания тебе через думателя Дающего Имя. Так ты стал Внуком Бога. Спустившись с гор, ты пришел к правителям бабочек и сказал: «Я пришел сделать вас равными в благоденствии». И правители покорились…
— Хватит, — остановил ее Лабастьер. — Мне совершенно не интересно слушать этот краткий пересказ ваших религиозных постулатов. Давай-ка, я расскажу тебе, как все было на самом деле. Прямо сейчас. Хочешь?
Наан кивнула несколько раз подряд.
— Молодец, — Лабастьер прилег, вытянувшись на ковре и положив голову ей на колени. — Давай так: я буду рассказывать, а ты будешь почесывать мне голову и гладить волосы. Так мне лучше думается. Ты ведь знаешь, в моей жизни не так уж много удовольствий, почти всю ее без остатка занимает работа.
— О да. И мне, признаюсь, странно это… — ответила Наан и послушно провела рукой по его волосам. — Ты можешь превратить свою жизнь в сплошной праздник, заслуги твои неоценимы, а возможности беспредельны. Но вместо этого…
— Сейчас ты все узнаешь и все поймешь, — остановил он ее и закрыл глаза, погружаясь в водоворот воспоминаний.
2
Рыба ослепла, не знала она,
Есть ли, куда ей плыть.
Молча она опустилась до дна
И там поняла, как быть.
Рыбу спасло, что она — одна:
Времени нет грустить…
— Жена моя, — доверительным тоном произнес Рамбай, разбудив Ливьен среди ночи на четвертые сутки обратного перелета. Его глаза блестели лихорадочным блеском. — Я долго думал и понял: от всех тех премудростей, которым думатель обучил нашего выдающегося сына, тот повредился умом. Немножко.
Они лежали на мягком ворохе сухих листьев в глубине просторного уютного дупла. Ливьен огляделась. Похоже, Сейна, Дент-Байан и Первый крепко спят. Кивком и вопросительным взлетом бровей она предложила мужу растолковать свою мысль. Тот пояснил:
— «Сто самок», сказал он. Ему нужно сто самок. Рамбай — сильный, но МНЕ нужна только ты…
— Да, — согласилась Ливьен, — мне и самой все это кажется странным. Но понимаешь… Я не решаюсь спросить его, что за странную авантюру он затеял. Я его боюсь. — Ей нелегко далось это признание.
— Ливьен боится?! — в голосе мужа послышалась насмешка. — Собственного сына?! — Он помолчал и закончил: — Рамбай тоже.
Ливьен тихо засмеялась, а самец, сердито глянув на нее, продолжил:
— Сто самок… Сто самок… — повторил он почти мечтательно. — Когда я почувствовал себя настоящим самцом, мне тоже казалось, что их нужно очень много. И я взял сразу троих. Ты знаешь, Рамбай говорил… — И неожиданно резюмировал. — Нам надо быть построже со своим ребенком.
— Что ж, давай, попробуем повоспитывать его, — с иронией в голосе согласилась Ливьен. — Ты начнешь, а я поддержу тебя.
— Да? — похоже, ее предложение не показалось Рамбаю удачным.
— Да. А сейчас лучше поцелуй меня. Мы так давно не были вместе.
— Давно, — согласился Рамбай. — Двое суток.