Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

Подобно тому как западные хиппи отправлялись в Азию в поисках экзотики и в попытках сбежать из привычного мира, советские хиппи устремились на Восток как из любопытства, так и желая расширить горизонты. Знакомство с советской Азией могло быть наполнено почтением и восхищением, особенно в отношении богатой восточной духовности, которую многие хиппи так хотели обрести, но также оно могло носить и колониальный оттенок. Поездки в Среднюю Азию представляли собой коктейль из любопытства, иллюзорных ожиданий и разочарований. Когда Офелия в компании Азазелло поехала туда в 1980 году, она пришла в восторг от орнаментов и художественной красоты восточных тканей, но люди там ее сильно напугали. Кисс вспоминал, как их группа попыталась проникнуть в мечеть в Алма-Ате, чтобы познакомиться с исламом, но их оттуда выгнал служитель. На этом знакомство с новой для них религией закончилось, они решили, что уже достаточно хорошо «поняли, что такое ислам». Олеся Троянская, в свою очередь, рассказала Юре Доктору историю о том, как во время поездки в Узбекистан она почти вышла замуж за единственного узбека-хиппи, которого они встретили в Ташкенте. Она рассчитывала получить «большое приданое» и увезти его с собой, но ей пришлось отказаться от своих планов и стремительно бежать, обнаружив, что ее будущая «семья» не собирается никуда отпускать от себя молодоженов[461].

Но было что-то еще и в самой дороге, тот же восторг и то же чувство безграничных возможностей, которые повлияли на жизнь и творчество Джека Керуака: дорога как воплощение свободы. У советских хиппи не было автомобилей, даже таких дешевых и раздолбанных, на которых по Америке со своими друзьями ездил Керуак. Но у них была огромная страна. И еще здесь были водители — как частных легковушек, так и грузовиков и самосвалов, — готовые взять попутчиков по дороге. Автостоп стал чем-то большим, чем просто способ добраться из одного места в другое. Он стал душой движения хиппи. Гарик Мейтин в своих воспоминаниях о путешествиях в конце 1970‐х — начале 1980‐х размышлял о символическом значении автостопа для хипповской философии: о его непредсказуемости, спонтанности, социальности и о том, как автостоп способствовал формированию и испытанию характера:

В стопе есть что-то такое ни с чем не сравнимое. Наверное, прежде всего — это неизвестность. Неизвестно, где сегодня будешь к вечеру. Уже одно это не позволяет расслабиться. Потом постоянные встречи с людьми, причем с самыми разными: и с местными жителями, и с водителями. И, наконец, это великая школа смирения. Можно долго стоять или идти по обочине дороги, поднимать руку перед приближающейся машиной. И даже если эта машина свободная <…> совсем необязательно, что она остановится. И так может проехать одна, две, десять, несколько десятков машин — и не остановится ни одна. Тогда только не надо сердиться. Зачем? Ведь водитель не знает, что я уже иду несколько часов, изнемогаю от усталости. К тому же я ведь знал, что всякие трудности возможны, значит, и сердиться не надо. А главное, не надо привязываться к какой-нибудь цели на этот день — скажем, добраться обязательно до такого-то города. Лучше заранее настраиваться так, что как будет, так и будет, и если даже ни одна машина за весь день не остановится, то и к этому быть готовым[462].

У автостопщиков, как и у хиппи в целом, не было целей и временных ограничений, а также не было никаких правил поведения на дороге, кроме здравого смысла. Поэтому неудивительно, что так называемая трасса стала излюбленным пространством хиппи и частью их самоидентификации. Это стало возможным потому, что дорога отчасти выпадала из советской системы контроля. Автомобилей в СССР производилось слишком мало, чтобы обеспечить ими население, а советское государство пока слабо контролировало те места, куда можно было добраться благодаря автостопу. В государстве, которое с осторожностью печатало даже карту центра любого города, выпуск атласа автомобильных дорог был огромной уступкой своим гражданам. Именно этот атлас дорог вел советских хиппи по стране, формируя сеть новых и старых связей. Советская территория превратилась в хипповскую игровую площадку, на которой они реализовывали свое видение свободы, любви и сообщества.

Ил. 36. Гулливер в дороге. Фото из архива Е. Тороповой (Музей Венде, Лос-Анджелес)