Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй

Третья жена – недавно взятая Мэн Юйлоу, лет тридцати, высокая и стройная как ива, с овальным лицом нежнее грушевого цветка. Редкие едва заметные рябинки придавали ей какую-то особую привлекательность и естественную красоту. Видневшиеся из-под юбки изогнутые золотые лотосы были не больше ножек Цзиньлянь.

Четвертая жена – Сунь Сюээ, вышла из горничных. Стройная, легкая и подвижная, она была отменной кухаркой, которой больше всего удавались изысканные блюда.

Стоило только Цзиньлянь приглядеться к женам Симэня, как она уже знала отличительные черты каждой из них.

Прошло три дня. С раннего утра уходила Цзиньлянь в задние покои. То что-нибудь шила хозяйке, то кроила туфельки. Одним словом, на все напрашивалась, за все бралась. «Сударыня» – то и дело, как служанка, обращалась она к Юэнян и вскоре своими знаками внимания так ей польстила, что та души в ней не чаяла: звала Цзиньлянь сестрицей, дарила свои самые любимые наряды и головные украшения. Пили, ели они за одним столом. Не нравилась такая привязанность хозяйки к новенькой ни Цзяоэр, ни остальным женам.

– Мы тут не первый день, но нас она и в расчет принимать не желает, – ворчали они. – Совсем Старшая в людях не разбирается. Давно ль Пятая заявилась, а так к ней липнет.

Да,

Передних колесниц уже свалились сотни,
Но задние за ними вслед летят.
Нетрудно разобрать, где тракт, где подворотня,
Но истине внимать немногие хотят.

Так вот, взял, стало быть, Симэнь к себе Цзиньлянь, поселил ее в дальние покои, в большие палаты, одарил нарядами и драгоценностями, и переживали они ту удивительную пору молодости, когда женщина чарует красотой, а мужчина покоряет доблестью и мощью. Симэня будто клеем приклеили к Цзиньлянь – так неотступно он следовал за ней, исполняя все ее желания. И не проходило дня без утех и наслаждений, но не о том сейчас пойдет речь.

* * *

Расскажем теперь об У Суне. В начале восьмой луны возвратился он в Цинхэ и вручил письмо уездному правителю. Когда правитель убедился, что золото, серебро и драгоценности переданы по назначению, то на радостях одарил У Суна десятью лянами серебра и устроил в его честь угощение, но говорить об этом подробно нет надобности.

Дома У Сун переоделся, переобулся, повязал на голову новую повязку, запер дверь и отправился прямо на Лиловокаменную.

При появлении У Суна соседей даже пот прошиб со страху.

– Вот и нагрянула беда! – приговаривали они. – Тайсуй [3]воротился – дело миром не кончится. Что-то будет!

Очутившись перед домом брата, У Сун отдернул дверную занавеску и шагнул в прихожую. Там он заметил Инъэр. Она сидела в коридоре и сучила нитки.

– Уж не померещилось ли мне? – подумал У Сун и крикнул невестку, но ответа не последовало. Он стал звать брата – снова молчание. – Оглох я что ли? Никого не слышу.

У Сун подошел к Инъэр и заговорил с ней. Испуганная появлением дяди, племянница молчала.

– Где отец с матерью? – допытывался У Сун.

Инъэр залилась слезами, но не проронила ни слова.

Старая Ван по голосу поняла, что прибыл У Сун. Боясь огласки, она бросилась к Инъэр с намерением заговорить зубы богатырю.

У Сун поклоном приветствовал старуху, а потом спросил:

– Куда брат девался? И почему не видать невестки?

– Присаживайтесь, почтенный, – молвила Ван. – Сейчас все расскажу. Как вы отбыли, брат ваш захворал и в четвертой луне помер.

– В какой день умер? От чего? Кто его лечил?

– В двадцатый день ни с того ни с сего начались нестерпимые боли в сердце, дней девять промучался. Всем богам молились, гадателей звали. Каких только снадобий ему не давали! Но ничего не помогло… Так и помер.

– Как же так вот и помер?! Он никогда на сердце не жаловался, – недоумевал У Сун.

– Как вы, начальник, легко рассуждаете! Небо не предупреждает, когда бурю нашлет. С утра человек счастьем наслаждается, а под вечер с горя убивается. Нынче разулся – не знаешь, придется ли завтра обуваться. Коли быть беде, ее не минуешь.

– А где ж его похоронили?

– Как брата вашего не стало, в доме ни медяка не оказалось. А хозяйка, – одно слово, баба! – куда пойдет? Где ей место погребения выбирать?! Спасибо, благодетель солидный отыскался, с покойником знакомство водил, – гроб пожертвовал. Что оставалось делать?! Через три дня состоялся вынос и сожжение…

– Ну, а невестка где ж?

– Невестка – женщина молодая, слабая. Без медяка в кармане перебивалась, а как кончился траур, мать уговорила ее выйти замуж. За приезжего вышла, с ним и уехала. А мне вот чадо свое на шею посадила, кормить-поить наказала до вашего приезда. Вот заботы дала…

Тяжело стало У Суну. Вышел он на улицу и побрел домой. Переодевшись в траур, он наказал солдату купить пеньковую веревку, чтобы препоясаться ею, пару мягких туфель и траурную шапку, а также фруктов, сладостей, ароматных свечей, жертвенных денег и прочие предметы.