Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

– Всякому свой век назначен, – говорил Боцзюэ. – Тут уж ничего не поделаешь. Не убивайся, брат.

Пробили четвертую ночную стражу.

– Ты ведь тоже устал, брат, – продолжал Боцзюэ. – Ложись-ка спать, и я домой пойду, а завтра увидимся.

– Скажи, чтоб тебя с фонарем проводили, – сказал Симэнь и велел Лайаню принести фонарь.

Проводив Боцзюэ, Симэнь вошел в кабинет и зажег свечу. Убитый надвигавшейся бедой, Симэнь тяжело вздыхал в одиночестве. «Мне нельзя входить в спальню, – размышлял он над предостережением даоса. – Да разве я утерплю?! Пусть умру, а пойду к ней. Поговорим в последний раз»

Симэнь встал и вошел в спальню Пинъэр. Она лежала, повернувшись к стене. Заслышав его шаги, Пинъэр обернулась.

– Где ты был, дорогой мой? – спросила она. – Что же показали светильники?

– Успокойся! – говорил Симэнь. – Светильники подали надежду.

– Обманываешь ты меня, дорогой, – продолжала Пинъэр. – А мститель с двумя слугами опять приходил за мной. Ты, говорит, монаха позвала, чтобы от меня избавиться, но я подал жалобу загробному судье, и тебе, говорит, не уйти. Завтра тебя возьмут.

Слезы брызнули у Симэня из глаз.

– Дорогая моя! – громко зарыдал он. – Успокойся, прошу тебя! А его из головы выкинь! Как я хотел быть с тобой, но ты уходишь. Уж лучше бы мне навеки закрыть глаза. По крайней мере не пришлось бы так убиваться.

Пинъэр обняла Симэня за шею. Ее душили рыдания.

– Я тоже мечтала всегда быть с тобою, мой дорогой, – наконец, сквозь слезы заговорила она. – Но, увы, я умираю. Пока жива, хочу тебе кое-что сказать. На твоих плечах большой дом и хозяйство, и раз тебе приходится управляться одному, без помощников, будь в делах рассудителен и нетороплив. А Старшую не обижай. Она в положении. Наступит срок, и она родит тебе наследника, который продолжит род и дело. Ты лицо чиновное, так что поменьше с певичками-то гуляй, а домой пораньше приходи. Тебе за хозяйством надо больше смотреть. Не будет меня, кто тебя наставит? Кто совет даст? Кто горькую правду в глаза скажет?

Слова Пинъэр, будто ножом, полоснули по сердцу Симэня.

– Не беспокойся за меня, дорогая моя! – говорил сквозь слезы Симэнь. – Я буду помнить твои наказы. Раньше я не видел счастья и вот теперь расстаюсь с тобой. Горе убьет меня! Это Небо меня карает!

– Насчет Инчунь и Сючунь я договорилась со Старшей, – продолжала Пинъэр. – Инчунь будет у Старшей служить, а младшую, Сючунь, сестрица Вторая хотела взять. У нее нет горничной. Пусть тогда у нее и служит, ладно?

– Какой может быть разговор, дорогая! – заверял ее Симэнь. – Кто ж посмеет обижать твоих горничных! И кормилицу оставим. Будет при дщице души твоей служить.

– Какой дщицы?! – возражала Пинъэр. – Ее ко Всевышнему Владыке отправят. Сожгут, как пять седмиц выйдет, и дело с концом.

– Не тревожься, дорогая! – успокаивал ее Симэнь. – Я буду чтить тебя, покуда я жив.

– Ну иди отдохни! – поторопила его Пинъэр. – Поздно уже.

– Не хочу я спать. Я около тебя посижу.

– Мой час пока не пришел. Ступай! Здесь запах дурной. Со мной горничные побудут.

Симэню пришлось уступить ее настояниям.

– Как следует за матушкой глядите! – наказал он горничным и пошел в дальние покои к Юэнян.

Симэнь рассказал Юэнян о молебне со светильниками, который не предвещал ничего утешительного, и продолжал:

– Я только что от нее. Она еще довольно бодрая. Со мной поговорила. Может, Небо смилостивится. Авось, перетерпит муки и встанет.

– Да у нее глаза впали, губы запеклись, – говорила Юэнян. – Где там встанет! Это перед концом всегда легче становится. Вот она и разговорилась.

– За все эти годы обидела ли она кого в доме, а? Какая она была добрая! Слова дурного от нее ни разу не слыхал. Нет, ее смерти мне не пережить!

Симэнь опять заплакал. Юэнян тоже не сдержала слез, но не о том пойдет речь.

Пинъэр позвала Инчунь и Жуи.

– Помогите мне повернуться к стене, – сказала она. – А который час?

– Еще петухи не пропели, – отвечала Жуи. – Идет четвертая стража.

Инчунь подложила Пинъэр свежую подстилку и, повернув больную лицом к стене, поправила одеяло. Никто в эту ночь не смыкал глаз. Наконец улеглись тетушка Фэн и монахиня Ван. Потом горничные заперли дверь и, постлав прямо на полу у кровати Пинъэр тюфяк, тоже прилегли. Не прошло и половины стражи, как Сючунь с Инчунь крепко заснули. Пинъэр неожиданно встала с постели и начала будить Инчунь.

– За домом глядите! – наказывала она. – Я ухожу.

Инчунь с испугу вскочила. На столе догорала свеча. Пинъэр лежала лицом к стене. Горничная поднесла руку к ее лицу. Хозяйка не дышала.

Никто не знал, в котором часу испустила дух Пинъэр. Увы, не стало прекрасной души человека! Она ушла из мира и стала лишь дивным сном.

Да,

Когда призывает Яньло,
Отсрочек уже не дано.