После обеда военные чиновники стали было откланиваться, но их задержал Симэнь. Он с помощью шурина и Боцзюэ налил каждому по большому кубку вина, а певцам велел спеть малые романсы. Пир затянулся до самого захода солнца.
Симэнь хотел, чтобы шурин и Боцзюэ посидели еще немного.
– Нет, пора немного и отдохнуть, – говорил шурин У Старший. – Да ты и сам-то, небось, устал? Ведь весь день с людьми.
Шурин с Боцзюэ откланялись и ушли.
Да,
Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
Была недавно нежности полна,
теперь ушла навечно за порог,
Увы, непоправимую беду
кто угадать и кто предвидеть мог!
Как зеркала осколок, серп луны
за тучку зацепился и повис.
Быстрее непоседы-челнока
за днями дни, седмицы понеслись.
Мелькнет весна, и опадут листы.
Не выгонишь тоску из сердца прочь –
Она надолго поселилась там…
Когда пройдет томительная ночь?
А много ль было выплакано слез?
Видать, ничуть не меньше было их,
Чем осенью глубокою вокруг
бывает листьев клена золотых.
Так вот. Двадцать восьмого дня девятой луны вышло две седмицы со смерти Ли Пинъэр. Заупокойную службу с жертвоприношениями совершали шестнадцать иноков-даосов из монастыря Нефритового владыки во главе с настоятелем отцом У. Они воздвигли алтарь, над которым водрузили траурные стяги и хоругви.
Тем временем принесли письмо от начальника Ведомства работ Аня. Симэнь принял послание и отпустил гонца.
Из монастыря были принесены три жертвенных животных и все необходимое для службы: рисовый отвар и блюда с постными лепешками и прочей снедью, а также жертвенные слитки золота и серебра[1]
, благовония и тому подобные предметы. Из особого почтения к усопшей настоятель У преподнес кусок шелку.Монахи стали обходить гроб, читая псалмы и творя заклинания во спасение души усопшей от тягот и страданий, а настоятель молился и клал земные поклоны перед гробом Ли Пинъэр.
Симэнь и Цзинцзи в свою очередь поклонились настоятелю.
– Отец наставник! – обратился к игумену Симэнь. – Не утруждайте так себя, прошу вас! Мы вам весьма обязаны за столь высокое усердие и подношения.
– Я, бедный инок, чувствую себя недостойным служить панихиду по вашей усопшей супруге, – говорил настоятель. – Я не в состоянии принести подобающие жертвы, потому прошу покорно, примите, милостивый сударь, эти мои ничтожные знаки самого искреннего почтения.
После принесения жертв Симэнь принял подношения и отпустил носильщиков.
В тот день, тринадцатый после кончины[2]
, была отслужена полная панихида с повторением священных текстов канона «Строки о рождении духа», с призывами к душе вернуться из темниц загробных, что разместились в девяти безднах преисподней, с начертанным красными иероглифами молитвенным посланием о спасении души усопшей от грядущих мук и умилостивительными обращениями к Небу явить милосердие, но говорить об этом подробно нет надобности.На другой день первым прибыл совершить жертвоприношение свояк Хань, живший за городскими воротами. Надобно сказать, что как раз накануне после пятилетней отлучки в родные края воротился купец Мэн, брат Мэн Юйлоу. Зайдя навестить сестру, он встретил облаченного в траур Симэня и, присоединившись к свояку Ханю, тоже принес жертвы. Симэнь поблагодарил его за соболезнование и многочисленные знаки внимания и проводил в покои Юйлоу. В тот же день с выражением соболезнования прибыло больше десяти родственниц, которым по распоряжению Симэня устроили угощение, но не о том пойдет наш рассказ.
В обед пожаловали одетые в траур правитель здешнего уезда Ли Датянь, его помощник Цянь Сычэн, архивариус Жэнь Тингуй и тюремный смотритель Ся Гунцзи, а также Ди Сэбинь, правитель уезда Янгу, с пятью чинами своей управы. Каждый из них оставил по узелку с подношениями. После сожжения жертвенных предметов и выражения соболезнования хозяин устроил им угощение в крытой галерее. За компанию с ними сели шурин У Старший и сюцай Вэнь. Певцы услаждали их пением. Сопровождающих кормили отдельно.