Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

– Тридцатого цензор Сун устраивает у нас проводы губернатору Хоу, первого надо будет заколоть свинью и барана для семейного жертвоприношения, а третьего – угощение командира Чжоу и дворцовых смотрителей Лю и Сюэ по случаю их повышения в должности.

Слуга удалился.

– Какого вина изволите, батюшка? – спросила Симэня стоявшая рядом Юйсяо.

– Открой-ка жбан бобового, которое прислал комендант Цзин. Надо попробовать, что это за вино.

Вернулся с ответом Лайань.

Юйсяо поспешно принесла вино и, откупорив жбан, наполнила чарку, которую поднесла Симэню. Он отпил глоток чистого, как янтарь, ароматного напитка и приказал:

– Его буду пить.

Вскоре на столе появились закуски.

Пока Симэнь пировал в хозяйских покоях, Лайань и солдаты с фонарями вечером проводили Юэнян и остальных жен домой. На Юэнян была горностаевая шуба, расшитая золотом светло-коричневая атласная кофта и нежно-голубая юбка.

Ли Цзяоэр и остальные жены были в собольих шубах, белых шелковых кофтах и вытканных золотом лиловых юбках. Юэнян не могла не обратить внимания на то, что Цзиньлянь вырядилась в шубу Ли Пинъэр, а свою шубу отдала Сунь Сюээ.

Прибывшие вошли в покои хозяйки и приветствовали Симэня. Только Сюээ склонилась в земном поклоне сначала перед Симэнем, потом перед Юэнян. Женщины прошли в гостиную, где поклонились старшей невестке У и монахиням. Юэнян села и повела разговор с Симэнем.

– Супруга Ина была так обрадована, увидев нас всех, – говорила она. – За столом собралось больше десяти человек. Были соседка Ма и жена Ина Старшего Ду Вторая. Двух певиц звали. Малыш у них растет такой здоровый, толстощекий. Но Чуньхуа с тех пор заметно осунулась и побледнела. Лицо какое-то длинное стало, как у ослицы. И чувствует себя неважно. Ведь все хлопоты на нее легли. Впрочем им там всем досталось. Рук у них не хватает. Перед уходом брат Ин нам земные поклоны отвешивал, благодарностями осыпал. Тебя за щедрые подарки просил благодарить.

– И Чуньхуа, рабское ее отродье, тоже к вам выходила? – спросил Симэнь.

– А почему ж нет? – удивилась Юэнян. – Что она, дух бесплотный, что ли? У нее вроде и нос и глаза – все на месте.

– Ей, черной кости, рабскому отродью, только бы свиней кормить.

– Ну что ты болтаешь? – срезала его хозяйка. – Слушать не хочется. По-твоему только ты подобрал красавиц одну к другой, только тебе можно ими хвастаться, да?

Тут в разговор вступил стоявший сбоку Ван Цзин.

– Дядя Ин как матушек увидел, даже выйти не решился, – говорил он. – В пристройку увильнул и давай в щелку за матушками подглядывать. Совесть, говорю, у тебя есть, почтеннейший? Зачем же украдкой-то подглядываешь? Так он на меня с кулаками набросился.

От хохота Симэнь так сощурился, что глазных щелок не видно было.

– Вот Попрошайка разбойник! – заругался он, наконец. – Погоди же, только ко мне приди, я тебе глаза мукой засыплю.

– Вот, вот, – подтвердил Ван Цзин.

– Чепуху ты болтаешь, негодник! – отрезала Юэнян. – Зачем человека напрасно оговаривать?! Его и следа не было видно. Где он за нами подглядывал? Он только перед нашим уходом и вышел.

Ван Цзин вскоре ушел. Юэнян поднялась и пошла в гостиную, где приветствовала старшую невестку У и монахинь. Падчерица, Юйсяо и остальная прислуга склонилась перед хозяйкой в земном поклоне.

– А где же барышня Шэнь? – сразу спросила Юэнян.

Никто не решался рта раскрыть.

– Барышня Шэнь домой ушла, – наконец, сказала Юйсяо.

– Почему ж она меня не дождалась? – продолжала недоумевать хозяйка.

Тут супруга У Старшего, будучи не в состоянии больше скрывать происшедшее, рассказала, как на певицу обрушилась Чуньмэй.

– Ну, не захотела петь и что ж такого? – говорила в раздражении Юэнян. – А ругать к чему? Тем более служанке! Совсем не пристало распоясываться! А впрочем, когда в доме нет настоящего хозяина, тогда и прислуга порядка не знает. И на что только это похоже? – Юэнян обернулась в сторону Цзиньлянь и продолжала. – А ты, если твоя горничная распускается, должна ее приструнить.

– Я такой невежды-упрямицы отродясь не встречала, – заговорила, улыбаясь, Цзиньлянь. – Ветер не дунет, дерево не закачается. Раз ты по домам ходишь, знай свое дело – пой, когда тебя просят. Нечего на рожон лезть. Кто ей велел зазнаваться?! Права Чуньмэй, что ей все прямо в глаза сказала. Впредь не будет задираться.

– На язык ты бойка, спору нет, – продолжала Юэнян. – По-твоему выходит, пусть на всех без разбору бросается, всех из дому гонит? Стало быть, и урезонить ее не моги?

– Так, может, мне прикажете ее палками избить из-за какой-то безграмотной шлюхи, так, что ли?

Тут Юэнян так и побагровела от злости.

– Ну, потакай ей больше! Она, увидишь, со всеми родными, близкими и соседями переругается.

С этими словами Юэнян встала и направилась к Симэню.

– Кто это тебя? – спросил Симэнь.

– Сам знаешь кто! – отвечала Юэнян. – Вот каких воспитанных горничных ты в доме собрал!

И она рассказала ему, как Чуньмэй выгнала певицу Шэнь Вторую.

– Ну, а почему ж она ей спеть не захотела? – говорил, улыбаясь, Симэнь. – Не волнуйся! Пошлю ей завтра со слугой лян серебра и все будет в порядке.