Цветы в небе

Старший группы начинает общий вводный инструктаж, пока мажоры надевают выданные им комбезы. Для обычных пассажиров у нас практичные мешковатые хаки и полужёсткие прыжковые десантные шлемы. Эдакий "винтажный милитари-антураж" – как назвала его моя Любаша; перворазы кипяточком ссутся, что парни, что девушки. У меня, кстати, такой же хаки, только качеством намного выше – комфортная форменная одежда, а не чехол.

Для мажоров клуб расщедрился на дерзко-красные комбинезоны, похожие на новенькие «Феррари». В сияющих глянцевых шлемах ребята выглядят как пилоты «Формулы-1», а не как стадо бесполезных разников.

У инструкторов, работающих с мажорами, форма тоже специальная – матово-чёрная. Чувствую себя грёбаным эсэсовцем. Молодёжь тут же принимается селфиться, фоткаться друг с другом и с инструкторами. Наши операторы мельтешат вокруг, замирая в самых причудливых позах, ища интересные ракурсы – клиенты не абы кто. Ради моих "обычных" пассажиров ещё ни один фотограф спиной в траву не падал.

Мажоры тем и хороши —

Бабло башляют от души!

М-да, хорошо, что эта ярмарка тщеславия для меня ненадолго.

Под бодрый голос старшого, который будет в этом подъёме выпускающим, начинаем надевать подвесные системы на своих подопечных. Чувствую ироничные взгляды мужиков – я будто ёлку наряжаю, задираю руки, привстаю на цыпочки. Обхохочешься.

Королевич тоже лыбится. И, странное дело, словно подаётся ко мне, выставляется, когда я шарю по нему, затягивая и закрепляя все ремни и перемычки. Обычно пассажиры напрягаются, цементируют лица, как на приёме у срамных врачей – ведь пальцы инструктора и по груди шарят, и около паха. А этот выпятил хозяйство своё, обтянутое промеж ножных обхватов – прямо мне в лицо. Хм… То ли причиндалами дюже богат, то ли привстал. У мужиков во время выброски всякое бывает – эрекция, все дела, …ну и конфузы случаются, правда очень редко. Но во время наземки… Вот ведь, свезло так свезло. Этот прынц ещё и сексуально озабочен.

Разъяснив и показав на картинках, что потребуется от пассажиров во время отделения и приземления, старшой предоставляет нам отработать с мажорами основные элементы. Хотя, репетируй, не репетируй – один хрен всё позабывают и придётся руками направлять.

Отрабатываем отделение. Пристёгиваю своего дылду задом к себе… Впору скамеечку приволочь, чтобы сподручнее было. Мужики ржут уже в открытую. Оправляю сбрую на своём подопечном – Елисей ёрзает.

– Неуютно, когда ты сзади, Еськин! Я как-то наоборот привык.

Еськин… "Роман Иванович" глубоко проигнорирован. То, что его фраза звучит откровенно по-пидорски, стараюсь даже в голову не брать. Выбесил, щенок. Выделывается, как муха на стекле. Сказал бы такое мужикам у гаражей – ни одна больничка бы не приняла.

– Перед отделением от летательного аппарата твоя задача подогнуть ноги таким образом, чтобы… (блин) …Впрочем, проще будет встать на колени (пихаю его под коленки, подсекая) и хорошенько прогнуться (делаю шажок вперёд, чтобы его лодыжки оказались далеко сзади, а колени – между моих ступней), полностью откинуться на меня (руками обхватываю поперёк груди и заваливаю на себя), положить голову мне на правое плечо (кладу перчатку на шлем и заламываю голову назад, укладывая на плечо).

– Чё, серьёзно?! – сипит Елисей, загнутый мной в бараний рог ловко и ладно.

– Серьёзней некуда… – надеюсь, он отфильтрует явное злорадство в моём голосе. – И не забудь голову повернуть на меня и улыбаться – тебя в это время будут снимать с левой стороны.

Почти насильно поворачиваю его голову набок – и частое влажное дыхание прямо в шею прошибает меня испариной, обильно сдобренной здоровенными мурашками. Чувствую едва заметное шевеление в штанах комбеза… Что это вообще? Вот уж нет, со мной такого не бывает.

– М-м-ах, Еськин… Мне уже всё нравится! – мурчит прямо в шею. Погоди, мы ещё не закончили…

– Теперь расслабься, повисни на мне… Не забывай прогибаться. Запомни – в момент отделения от тебя ничего не требуется… п-просто доверься мне… откинься на меня, я сам… э-э-э…  всё сделаю. – доведённые до автоматизма фразы, которые я говорю по сто раз в месяц, внезапно становятся до омерзения педиковатыми. Вот ведь блядь, и меня с панталыку сбил, засранец.

– Еськин, да ты не нервничай так (эй, моя фраза!). Я не кусаюсь (и эта тоже). Может, чуть позже… Но тебе понравится.

Воздеваю очи к небу.

Елисею подали коня:

Поскакал голубчик в ебеня.

Не ты ли, чудородие, Ванечку нашего довёл? Не повезло тебе, у меня нервная система крепка и непокобелима, как титановый лом. И чего домогаешься? Девчонки со мной заигрывают, бывает. Но чтобы мужики.... Да я тебя и за мужика-то не считаю, цуцик, дитё совсем. Дитё, которое решило вместо машинок и солдатиков поиграться в людишек. И обломать тебя некому, вот ведь незадача. Впрочем, чьи это проблемы? Уж точно не мои.