Цветы в Пустоте. Книга 1

Сильвенио послушно посмотрел. Сначала он, честно говоря, основательно недоумевал: проходили минуты, а бесконечное черное пространство перед ними, обманчиво перемигивающееся далекими звездами, оставалось все таким же пустым. Вызывало оно только неизменное, древнее чувство тоски по дому, знакомое каждому путешественнику в долгом пути. Сильвенио представлял: где-то там, неизмеримо далеко, за завесой равнодушной ледяной темноты, его ждут апельсиновое небо и круглые крыши домов…

Но вот что-то начало происходить, и картина стала понемногу меняться. Из-за края обрыва слегка искажаемые куполом торжественно грянули переливающиеся белые лучи света. Сильвенио вдруг замер, затаив дыхание: он не знал, что сейчас произойдет, но почему-то был уверен, что непременно что-то волшебное, и это детское, почти забытое ощущение некой тайны заставляло его сердце биться сильнее в предвкушении.

Сияющий клубок неравномерного пульсирующего света всполохами вынырнул из-за погрызенного подобия горизонта, распускаясь прямо над их головами гигантским космическим цветком. И точно, цветок – в середине светового клубка прорезалось вдруг ярко-фиолетовое отверстие, и от него начали по спирали закручиваться веточки-завитки, как будто на влажный лист бумаги капнули сверху акварелью. Размываемые потоками завихрений прозрачного газа вокруг всего этого великолепия ярко вспыхивали всеми цветами радуги отражения звезд, и уже казалось, будто не было никогда никакой черной пустоты, будто весь космос был живой и дышащий…

– Раз в девяносто семь лет, – тихо объяснил Мартин, синхронно с ним переводя дыхание, – местный голубой сверхгигант проходит самую дальнюю точку своей орбиты, совсем рядом с черной дырой. Только здесь, с этой конкретной площадки, это зрелище можно наблюдать во всей красе и в максимальной безопасности.

– Надо же… А люди в баре за нами? Они могут это видеть?

– Они даже не знают, что имеют уникальную возможность наблюдать что-то подобное в данный момент. Из окон, к сожалению, ничего не видно, а ведь никто там даже не интересуется, почему вдруг в этой грязной забегаловке стало чуть светлее. Вот почему я здесь на самом деле.

Это означало, что он поделился своей тайной, как величайшей драгоценностью, только с ним, с Сильвенио. От этого у него разливался внутри какой-то щемящий восторг, и на какое-то время он даже позволил себе забыть, кто он и к кому ему придется вернуться, когда этот короткий миг абсолютного счастья так или иначе закончится. То есть – не забыть, нет, этого он не смог бы при всем желании, но хотя бы не придавать этому сейчас значения.

Рука Мартина была умеренно-теплая, умеренно-мягкая, как он сам, и в то же время в ней определенно ощущалась сила – не как у Аргзы, а гораздо плавнее, возвышеннее, добрее. Сам Мартин смотрел на него с какой-то непонятной тоской, и только теперь, когда световое шоу начало понемногу смещаться к краю площадки (астероид удалялся от удобного места наблюдения слишком быстро), Сильвенио заметил, что тот больше не улыбался. Как будто хотел что-то сказать или спросить, но все не решался.

– Что-то не так?

Мартин сначала кивнул, потом помотал головой. Вздохнул, осознавая глупость своего поведения, крепче сжал его ладонь.

– Мне кажется, ты самое прекрасное создание во всей Вселенной, Сильвенио. Прости меня, если такие слова тебя пугают, но ты же знаешь, я привык быть честным.

Сильвенио вздрогнул: не то чтобы такие слова его действительно пугали, просто он совершенно не представлял, как на них нужно правильно реагировать. Раньше ему никто и никогда такого не говорил – разве что мама с папой, но для родителей естественно души не чаять в своем ребенке. Однако, надо сказать, смущение, испытываемое им, было приятным.

– Я… наверное, мне надо сказать «спасибо» или что-то еще… я не знаю… Да, спасибо. Благодарю. Правда.

Улыбка вернулась на лицо миротворца.

– Ты очень обидишься, если я тебя сейчас поцелую?

Сильвенио издал горький смешок: Аргза никогда его не спрашивал. А Мартин был… хороший. Очень. Очень-очень хороший.

– Нет… я не обижусь.

Мартин оказался совсем близко, и от него пахло мятой. Мятой и апельсинами. Сильвенио закрыл глаза, почувствовав на своем лице его дыхание – Аргза ни разу еще не целовал его в губы, слишком уж чувственным, наверное, являлся такой жест для грубого варвара, – и теперь легкий незатейливый интерес к новому для него занятию щекотал Сильвенио изнутри и дразнил перспективой разнообразить ощущения. Он гадал, каким будет его первый настоящий поцелуй (где-то он читал, что «настоящий» – это только так, в губы), волнуясь и нервничая, а Мартин был спокоен, как всегда, и приближался как-то чересчур медленно, словно боясь повредить, как хрупкую фарфоровую статуэтку…