– Отпусти… – прохрипел механик, кое-как поднимаясь на ноги. – Отпусти его, подонок!
Шатаясь, ничего не видя и не слыша, он бросился на Аргзу с ножом в последнем отчаянном порыве.
– Смотри, – прошептал Аргза одними губами, не оборачиваясь.
Его глаза, похожие сейчас на два бездонных черных колодца, останавливают время, и оно застывает, проваливается в них, чтобы навсегда отпечататься у Сильвенио в памяти.
У Джерри совершенно безумный взгляд и искривленное ненавистью лицо. Сильвенио видит это очень хорошо, он может разглядеть каждую веснушку на его коже. У Джерри открыт в крике окровавленный рот, но Сильвенио почему-то ничего не слышит.
Аргза смотрит на него неотрывно, словно бы не замечая, что на него со спины несется человек с ножом. Он смотрит на него, и Сильвенио – беспомощный, перепуганный, наполовину задохнувшийся, – тоже кричит, отражаясь в черных зеркалах его глаз.
Не слышно ни звука.
Аргза оборачивается ужасающе медленно, неотвратимо, он оборачивается лишь в самую последнюю долю секунды, которая тянется непростительно долго. Сильвенио хочет предотвратить страшное, но мысли у него быстрые, а тело – слишком медленное, оно просто не успевает реагировать, и все, что он может – это сказать беззвучное «нет».
Нет, хочет сказать он, не надо. Не-надо-не-надо-не-надо.
Но им обоим, конечно, плевать на его «не надо».
Черные металлические когти сверкают в свете тусклых коридорных ламп, пока все так же медленно, будто бы продираясь сквозь вязкий кисель, приближаются к спецовке механика. Спецовка темно-зеленая, и когда она пропитывается кровью возле проткнутого сердца, то сочетание зеленого и красного кажется ужасно неправильным. Кровь капает у Джерри изо рта, взгляд его начинает стекленеть, и он, похоже, только сейчас, в самый последний миг, когда уже в любом случае слишком поздно, вдруг резко понимает, на что все это время шел.
Звуки возвращаются как-то неожиданно, и Сильвенио обнаруживает, что крик на самом деле так и не вырвался из его горла. Тело Джерри с глухим стуком падает на пол.
В то же время Аргза разжал руку, запуская остановившееся время, и Сильвенио, кое-как приземлившись на не держащие его ноги, машинально попятился, не отрывая взгляда от застывшего на полу тела в красно-зеленом. А потом – сорвался с места и кинулся бежать.
– Куда это ты собрался, мне интересно? – догнал его холодный голос пирата. – С твоим наказанием еще не закончено.
Сильвенио не обратил на это внимания и скрылся за ближайшим поворотом. Добежав до своей комнаты, он заперся изнутри и обессиленно сполз спиной по двери, обняв колени руками. В голове было пусто и темно в кои-то веки. Думать, едва ли не впервые в жизни, абсолютно не хотелось.
Сколько он просидел так, его сознание не зафиксировало, но когда из-за двери послышались знакомые до боли тяжелые шаги, в комнате было уже совсем темно, а мышцы порядочно затекли.
– Тебе лучше выйти добровольно, Лиам.
Он не ответил и не среагировал. За дверью раздался вздох.
– Либо ты выходишь сам, либо я вытащу тебя за шкирку и в качестве дополнительного наказания оставлю на сутки в одной кладовке с трупом твоего дружка.
На этот раз Сильвенио все-таки услышал. Поднялся на ноги, открыл дверь, глядя исключительно себе под ноги.
– Должен сказать, сир… ваша бесчеловечность действительно…
– Захлопнись. Все твои претензии я уже давно знаю наизусть. Пошли.
Он «захлопнулся» и пошел за ним. А что ему еще, спрашивается, оставалось делать?
Победитель здесь всегда был только один.
[Запись в бортовом журнале номер LZ0JS51738_946:]
«…»
[Запись удалена.]
Глава 7
Омела
«Фригг взяла клятву с каждого металла, с каждого камня, с каждого растения, с каждого зверя, с каждой птицы и с каждой рыбы в том, что никто из них не причинит вреда Бальдру. Но Локи, узнав, что Фригг еще не взяла клятвы с омелы, сделал из этого растения стрелу и хитростью заставил Хеда выстрелить в Бальдра. Стрела попала точно в сердце…»
Цифры привычно выстраивались на экране в стройные ряды. Командовать ими было довольно просто: цифры были неприхотливы и охотно слушались того, кто знал, как с ними обращаться. У каждой цифры, у каждого символа было свое строгое назначение, и это помогало упорядочивать собственные мысли. Чувствовать себя машиной было теперь даже приятно: лишние волнения быстро исчезали под стук клавиатуры, а рутинная работа убивала все желания и мягкой тряпкой затирала слишком яркие воспоминания. И это было просто замечательно.
– Лиам.
Он сделал вид, что не слышал.
– Лиам. Прошло три месяца. Мне кажется или твой траур слегка затянулся?