Одна из героинь романа — Ши Лань-янь — говорит о том, что в любых делах нужно исходить из честности и справедливости так, чтобы можно было «предстать перед Небом и Землей, перед государем и своими родителями, не стыдясь заглянуть им в глаза», — и эта гуманистическая посылка подкрепляется цитатой из Конфуция. Авторитет Конфуция был для Ли Жу-чжэня непререкаемым. Это видно хотя бы из того, что Ши Лань-янь не желает говорить о философе-материалисте Ван Чуне, который «ни во что не ставит… мудрых людей» и позволяет себе критиковать Конфуция. Это место интересно сравнить с главой 17, где До Цзю гун, побежденный в споре Тин-тин, очень неубедительно отвечает ей упреком в том, что она занимается «измышлениями», вместо того чтобы придерживаться принятых толкований. Ли Жу-чжэнь здесь сознательно вкладывает в уста До Цзю гуна такую жалкую, такую неубедительную аргументацию, потому что свой спор он ведет не с До Цзюгуном, а с теми многочисленными начетчиками его времени, которые не только не решились бы опровергнуть «установившееся суждение», но и не додумались бы до того, что на это можно решиться. Недаром же Линь Чжи-ян в шутку упрекает До Цзю гуна в том, что после их визита в страну Чернозубых там «не могут избавиться от тлетворной гнили, и до сих пор у них там отдает затхлым книжным духом». Ведь этим духом был пропитан весь цинский двор, большинство чиновников того времени, этот дух породил позднее писателей Тунчэнской группировки, создававших произведения, оторванные от жизни, культивировавшие идеи сунского конфуцианства, выражавшие чаяния самых реакционных групп феодально-помещичьих кругов Китая.
Чем же объяснить эту противоречивость автора? Как понять то, что в одном случае (глава 17) он на стороне Тин-тин, спорящей с авторитетами, в другом же (глава 71) он на стороне Ши Лань-янь, осуждающей Ван Чуна за то, что он позволил себе спорить с авторитетами? Объяснение этому противоречию мы находим в том, что Ли Жу-чжэнь уже понимал необходимость спора с педантами-начетчиками, но не мог еще подняться до материалистических воззрений Ван Чуна, опровергавшего, в частности, мистическую теорию воздаяния за добро, которая входила как составная часть в мировоззрение Ли Жу-чжэня.
В романе Ли Жу-чжэня отразились прогрессивные стороны его мировоззрения и его идейная ограниченность. Хотя в Ли Жу-чжэне еще сильны конфуцианские идеи, хотя он верит в бессмертие, воздаяние за добро и зло, но в то же время он смело обнажает язвы современного ему общества, резко протестует против социальной несправедливости, против угнетения, против подчиненного положения женщин. Он подлинный гуманист, верящий в возможности простых людей, верящий в способности женщин. Он разоблачает продажность, лицемерие и деспотизм правящих кругов. Он полон уважения к народной мудрости. Он ратует за прогресс в науке, за подлинное знание, связанное с жизнью и служащее ей.
Эти прогрессивные стороны мировоззрения Ли Жу-чжэня, нашедшие полное выражение в его романе, равно как и занимательная форма, в которой написан роман, объясняют интерес китайского народа к этому роману сегодня, интерес, о котором свидетельствует и сам факт нового издания этого романа в 1955 г., и то, что в статье «Славное литературное наследие»[47]
роман «Цветы в зеркале» рекомендуется читателям как произведение, «ратующее за права женщин, выступающее против социального неравенства, разоблачающее реакционность, лицемерие и фальшь современного автору общества», и то, что совсем недавно в журнале «Синь гуаньча» был помещен фельетон, написанный в манере Ли Жу-чжэня, использующий его героев и его сатирические традиции.Гуманистическая струя, пронизывающая роман «Цветы в зеркале», острая сатира на феодальные отношения, яркая обрисовка характеров, занимательность сюжета, красочность эпизодов — все это несомненно сделает роман «Цветы в зеркале» интересным и для советского читателя.