Зал разразился шквалом аплодисментов в то время, как я из последних сил держался на ногах, наблюдая музыкантов, вставших в линию на авансцене на общий поклон. Тепло, то самое, что я когда-то передал Рей, любовь к музыке, которую я едва показал ей, приоткрыв одну из многих накрепко закрытых дверей — круг в эту самую минуту замкнулся.
Мой маленький пожарный, прежде умевший тушить только огнём, в этот раз справился со своей задачей, перестаравшись, в чём винить его было бессмысленно: масштаб трагедии и площадь тлеющего пепелища была ему неизвестна. У меня не было музыки, как у Рей, чтобы высказаться или выплакаться, когда приспичит, а ни один самый крепкий алкоголь никогда не добирался до таких глубин, которые теперь оказались затоплены под завязку не горючим, но чистой энергией, рвущейся наружу. Видеть тебя, слышать, быть рядом…
Кубометры утекающего сквозь года трудного счастья, которое дарует нам и забирает один и тот же палач и доктор, власть которому вручаем лишь мы сами, просились из меня наружу. Есть только одна материя, которую мы не в силах разорвать или перекроить себе в угоду, как бы ни старались — та властительница времени, чьим верным пленником, благодаря одной маленькой девочке, я являюсь с малых лет и по сей день…
— Рей!!! — гаркнул я через весь зал, когда аплодисменты утихли и ведущая вечера собиралась взять себе слово.
Юные артисты на миг обернулись на их сокурсницу, которая крик тоже услышала, но не видела кто звал её, и ушли со сцены. Я оттолкнул с дороги бурчащую мне что-то вслед дамочку с её худосочным кавалером, и пошёл вниз, в сторону первых рядов. То ли от того, что народ стал на меня оборачиваться, то ли заметив движение в тени и сбоку, Рей, ослеплённая софитами, среагировала. Судя по тетради с нотами, полетевшей вниз, к её ногам, времени на узнавание много ей не потребовалось: полагаю, что «меня во мне» выдал тот же, что и в семнадцать лет, немалый рост и неизменная растрёпанная шевелюра.
Девушка прижала руки к лицу, слегка присев, словно ноги на миг подвели её. Не плачь, любовь моя, ведь все ноты заклинания тобою уже сыграны. Призрак из мелодии твоего прошлого вернулся.
Рей убрала руки от лица и посмотрела на людей, сидящих в первых рядах. Я был уже почти на полпути и успел ухватить, как одна голова в ровном ковре незнакомцев кивнула ей. В следующую секунду мой юный музыкант помчался на всех парусах прочь со сцены, впопыхах рискуя носом пересчитать ступени короткой лестницы, ведущей в зал.
Окрылённая, Рей летела ко мне, как спешат навстречу солдату — любимому, вернувшемуся с долгой войны; брату, пропавшему без вести; отцу, ушедшему много лет назад из дома…
На последних шагах, моя печаль о том, что больше той девочки из воспоминаний я не увижу поблекла — чьи, если не её слёзы стоят в счастливых глазах? Уже на подлёте, за миг до объятий, я произнёс в глубоко печальной радости, искривив губы во всего одно слово:
— Динозаврик… — улыбнулся я, поймав любовь всей моей жизни на руки.
Крепко прижав моё счастливо ревущее тепло ближе к сердцу, я слышал вокруг себя только заливистый хохот сквозь безудержные слёзы, да вдыхал её — дикую девчоночью радость, уткнувшуюся носом в мою мальчишескую солёную шею.