Цвингер

— Ну да. Может быть так, что телефон в одном месте, а Мирей в другом. Мы с Мишелем Баланшем через внука его, диспетчера, получили возможность проверить списки пассажиров с воскресенья по вчера. Людовик простучал по компьютеру миланские рейсы. Мирей Робье была зачекинена в воскресенье в 17.10 из Линате на Париж-Орли. На рейс она не явилась. Но имела возможность, по логике, купить другой билет и лететь не через Милан. Могла двигаться другим способом, ну, не знаю, машиной или поездом.

— Понятно, Ульрих. Могла пешком. А самое экономичное объяснение — осталась в Италии. Что ты на это, интересно, ответишь?

— Что я отвечу? Думаешь — легко искать гипотезу? Я целый день добивался этой проверки списков! Знал бы ты, каких усилий все требует. Из-за прайвеси и антитерроризма в наше время информацию получить — как выиграть в лотерею. Скажи спасибо, что у Мишеля есть этот Людовик, хороший мальчик, на диспетчерской службе.

Виктор перебивает и пересказывает слова Доминги. В квартире в Милане сумка Мирей стоит где стояла, не унесена.

— А воры же все вскрывали? Сумку тоже? Открыли ее, разрезали?

— Вот именно что нет. Не сбили даже и замок. Но погоди. Дальше в лес, Ульрих, и дров значительно, значительно больше.

И Ульрих получает отчет о трех новых загадочных сигналах. Факс с картинкой-страшилкой. Звонок Мирей, просит какого-то ответа, на что — неведомо. Текстовой факс на кретинском языке, «я в опасности». Похоже, с подлинной подписью.

— Пришли мне оба листика, особенно второй, текстовой.

— Хорошо. Но лучше я прямо продиктую по телефону. Пишешь? Это все вдобавок на корявой латинице. Ну ведь правда бред? Подпись подлинная. Хотя, конечно, не исключен коллаж. Просто выглядит совершенно по-идиотски. Сказал бы, вроде как по-русски, но с какими-то южнославянизмами. С болгаризмами?

Ульрих как-то потерянно крякает на том конце провода.

— М-м-м… Ну и новости. Что? Болгаризмы? Нет, не похоже вроде. Это украинизмы. «Речи» — это по-украински?

— Да, значит «вещи».

— Ну вот видишь. Ты же знаешь украинский.

— А я думал, по-болгарски тоже так.

— Нет, по-болгарски вещь — «нещо».

— Все равно! Мирей и русского-то не знает. А уж украинского, польского или болгарского, любого такого, ни в какой степени.

Затем Виктор описывает в подробностях картинку-символ с отрубленной головой.

Ульрих еще изумленнее крякает-квакает.

— Кстати, болгары, я тебе еще цифру не называл? Они потребовали сто двадцать тысяч долларов.

Ульрих совсем потерял дар речи.

— Болгары назначили встречу сегодня, в четверг, но на нее не пришли. Должен сказать, что Бэр собирался взять это дело в свои руки и сам договориться с болгарами. Но они не пришли, мы их не дождались. Бэр улетел.

— Даже нет смысла проверять подпись Мирей. Подпись будет подлинная, это ничего нам не даст. Неподдельными бывают только электронные подписи, прикодированные ко всему документу и исчезающие при попытке хоть слово изменить. Это новая система. Мне о ней рассказал Патрик Девалье. Только что изобрели, но она уже применяется. Вот она-то и дает настоящую гарантию. А все ваши факсики эти, ну, ими может школьник баловаться, отрубленные головы рисовать. Ты в своем киевском детстве, помнишь, совал соседям в почтовые ящики записки с черепом? «Мне нужен труп, я выбрал вас, до скорой встречи, Фантомас»? Когда я приехал к вам на Мало-Васильковскую, мама бедная по твоей милости была вынуждена ходить по соседям и извиняться.

— По моей милости? По соседям? По близким… А, записки про Фантомаса, да.

— По твоей милости. Так что неприятели твои дешево шутят. Ты же видел их…

— Шкилетину с ее волосатым собратом…

— Да. Эта парочка хочет тебе нервы пощекотать перед сделкой.

— Похоже. Так что я должен думать в конце концов? Ну напрягись, Ульрих. Повторяю условия задачи. Сначала мне звонят болгары и дают понять, что у них архив деда, он вывезен в Болгарию с театром весной семьдесят третьего. После этого в Мальпенсе какой-то припадочный босяк мне сует в руки стенограмму шпионской прослушки, сделанной в шестьдесят пятом году в Москве явно силами гэпэушников, вкупе с документами, изъятыми у Лёдика Плетнёва в Киеве в семьдесят втором.

— Делаем вывод, что на рынок вышли бумаги из архивов ГБ.

— Согласен, Ульрих. Но в то же время и дедовские тетради. Я их сам видел.

— А ты предположи, что фаршированные половицы попали в КГБ. Ну, были конфискованы в Болгарии… или, не знаю… болгары, например, сами сдали бумажки в советские органы правопорядка.

— М-м… А если провенансов — все же два? Архив Жалусского в Болгарии и плетнёвский архив, изъятый гэбэ? То есть часть находится в Софии, а часть в Киеве? То есть идут две разные психологические атаки на меня?

— Я же сразу предлагал эту схему. Что, может быть, действуют два агента-конкурента. Потом я временно заморозил эту версию. Перегруженный вариант.