Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.

Она вернула его к Москве, в Косино. Больше некуда деться. Он вышел в ночь, на платформу и пошагал по шоссе, подсвечиваемый фарами летящих машин.

Взобрался на насыпь, нашел тропу, ведущую к старым пятиэтажкам. Сюда он сплавил трясущегося от страха Ножа, а сам давно уже не бывал. Здесь надежная хата. Была надежной…

Раджо вошел в вонючий подъезд, поднялся на пятый этаж и трижды стукнул в притолоку двери, обитой истерзанным дерматином. Берлога!.. Старуха явилась не скоро. «Кто?» — спросила, не открывая. «Раджо…» — сказал он резко. И — тишина, шаги. Значит, базарят там… Дверь распахнулась, в ней двое, плечо к плечу, неразличимые в темноте. «Тебе нельзя, морэ. Ты извини. Знаешь сам… Магэрдо!» Они молчали, переминаясь. «Нож был?» — спросил Раджо. «Был, да подался в Москву, к своим корешам». — «Значит, не примете?» — «Нас не поймут. Извини. Спрашивай Графа. Обозлились на тебя ромалэ, а он еще поддал жару. Мол, Раджо не принимать. Грозил спалить^[81] хату». — «Ладно, чявалэ, понял я вас». — «Зла не держи. Извини». Они отступили во тьму прихожей, захлопнулась дверь, шаги удалились. Раджо сбежал по лестнице.

На шоссе он остановил «БМВ»:

— В Москву, ребята, доставите?

На заднем сиденье — двое, рядом с шофером есть место.

— Москва большая, — хрипло сказал водитель.

— Хотя б на Таганку…

— Полста зеленых, — сказал шофер, и Раджо увидел его гнилозубую усмешку.

Двое позади молчали. Раджо был уже на пределе.

— Лады, — сказал тяжко. — Там рассчитаюсь.

Сзади — смешок.

— Ну, лезь, пассажир.

За лоха приняли. Раджо сел рядом с шофером, ненароком сдвинув по поясу ближе к руке теплую рукоять ТТ. Машина шла на подфарниках. За эстакадой, пересекающей Кольцевую, на скорости миновала гаишников и вдруг вильнула в проулок возле ограды завода «Сатурн». Вот оно, понял Раджо, ощутив шевеление сзади.

Он выдернул пистолет и, внятно сказав: «Тормозни!» — ткнул стволом водителя в щеку. Откинулся к дверце спиной.

— Кому тут жить надоело? Я — Раджо! — Он поднял ствол, отведя его дальше, сам врубил внутренний свет, оглядел чуваков, по виду — спортсменов, а может, из категории долбаных приблатненных резинщиков^[82]. Еще молодые. Растеряны.

— Какой еще Раджо? — спросил один.

— Вот такой! — сказал Раджо и передернул ствол, загнав пулю. — А ну из машины, оба!

— Ты что, чувак, охренел?

— Из машины!

Парни полезли в ночь, матерясь и поглядывая на ствол.

— Что дальше, мужик? — спросил водитель, очухавшись. — Куда ехать?

— Как сказано, на Таганку.

— Этих возьмем?

— В гробу я их видел. Гони, будешь жив.

Шофер с перепугу взял резко, едва не вмазался в ограждение «Сатурна», но как-то вывернул руль, промчал под «кирпич» и по пустынной улице, параллельной Казанской дороге, вынесся к эстакаде, через нее на Рязанский проспект. Раджо сидел с пистолетом, готовый на все.

— Баба нужна? — спросил вдруг шофер, не глядя на Раджо. — Есть баба и хата. Слышал я о тебе. Ты в розыске. Баба, хата… Найдется и косячок^[83].

— Засохни.

Чтоб не будить всю квартиру, Артуру Раджо сперва позвонил, найдя автомат у Таганского универмага.

— Извини, разбудил, Артурыч. Есть кто у тебя?

— Приходи, — сказал Артур односложно.

Он, оказалось, не спал. Сидел у машинки, пепельница полна окурков, и, хотя настежь окно, в комнате плавал дым.

— Травишь комаров? — спросил Раджо.

Артур улыбнулся:

— Им все нипочем. Привыкли.

— Пустишь поспать?

— Ложись на диван. А я еще посижу. Может, чайку тебе заварить?.. Вижу, прическу ты поменял. Молодеешь, морэ. Снял бы и усы.

— Забегался я, — сказал Раджо. — Я брошу кости, прости. Ноги гудят, и голова, как котел.

Едва коснувшись подушки, он отключился.

…Утром они пили кофе, Артур зевал после ночи без сна.

— Ты, морэ, теперь мне как брат, — сказал Раджо. — Больше нет у меня никого на всем белом свете. Верю, что не продашь.

— Я бы тебя приютил, — сказал Артур, — да у меня, сам знаешь, опасно. Кто попало тут толчется… — Он снова зевнул. — Извини, и я немного посплю.

— Кемарь, Артурыч. Я разберусь. Сгоняю в одно местечко и позвоню тебе к вечеру. Будешь один, подгребу. У меня есть вопросы.

— Какого рода? — спросил через силу Артур. Зевота его одолела.

— Да о цыганах, Артурыч. Не досказал ты.

— Меня не переслушаешь, я неделю могу говорить.

— Ладно. Пошел я. Сумку возьму, ты не против?

Прихватив спортивную сумку, Раджо исчез, а Артур на кухне вычистил, вымыл пепельницу под неодобрительным взглядом бабки-соседки.

— Эко накурился, как только жив… — проворчала она.

Артур не стал разбирать постель, а завалился, как пьяный, и мертво уснул. Снов не видел. Никто его не тревожил, а перед вечером его поднял настойчивый телефонный звонок. Это Раджо…

— Я жду тебя, — сказал Артур. — Заночуешь, морэ, надеюсь, не потревожат.

Раджо, войдя, раскрыл сумку, вынул оттуда импортную магнитолу и осторожно поставил на стол, а к ней выложил и десяток кассет фирмы «Сони».

— Держи на память, Артурыч.

Артура подбросило.

— Раджо, где взял? Ты знаешь…

Раджо, супясь, перебил: