— Э-э-э, кстати, о волосах, — цепляюсь я за слова, как за соломинку. У меня даже получается упереться ладонью в грудь вампира. — Если уж мы о романтике заговорили, я хотела попросить у вас одну прядь. В медальон.
У меня получается сесть почти ровно, хотя тело всё ещё против.
Ловаш, наконец, оставляет в покое мою шею, чтобы подцепить пальцем цепочку, выуживая медальон из декольте, которое вдруг кажется мне ужасающе открытым. Щёлк! — император смотрит на свой портрет, приподняв бровь.
— Немного неожиданно. Но очень мило с вашей стороны.
Так и знала, что идея отвлечёт его: он ссаживает меня с колен, чтобы распустить волосы. Они падают тяжёлой массой на плечи и на грудь; с каких пор он отращивает их
После секундного колебания я подаю Батори серебряный нож, открепив от пояса; Ловаш возвращает его вместе с тёмным, почти чёрным вьющимся локоном.
По счастью, на этот раз меня рвёт уже в моих покоях.
***
Кровать узковата для двоих; впрочем, мы — ребята некрупные. Пальцы Кристо перебирают волосы у меня за ухом, почти невесомо — словно ветерком шевелит. Я боялась, что будет трудно — как-то объясняться и мириться. Но я просто попросила одного из «волков» позвать моего мужа. А потом так же просто сказала: «Останься со мной сегодня». И Кристо остался.
Покой — «Паккай». Ребёнок, лежащий в траве возле яблони с налитыми желтизной плодами.
У него блестят волосы даже в почти что полной темноте. И на груди тоже — к чему я всё никак не могу привыкнуть (ещё одна вещь, к которой жизнь меня не готовила: ни в одном любовном романе не написано, что, если уткнуться в мужскую грудь, волосы будут щекотать подбородок и забираться кончиками в нос). И щетина на щеках блестит. А глаза светятся синим.
— Кристо?
— Хм-м-м?
— Ты меня больше не ревнуешь?
— Хорошо ты обо мне думаешь! Я сплю с женой, считая, что делю её с кем-то?
— Не ревнуй меня, пожалуйста, ни-ког-да. Кто бы что ни наговорил. Я тебе обещаю, если что-то повернёт меня прочь, я сама скажу.
— Я так и понял. Подумав.
— Я знаю, тебе не нравится, что я не всё говорю. Но самое важное я ведь сказала. И как только смогу, остальное тоже скажу. Это уже скоро, правда. Я тебя очень уважаю. Я не стала бы тебя мариновать без причины.
— Приятно... что уважаешь.
— А чего таким голосом?
— Нормальный голос. Спи. Нам с тобой завтра обоим вставать. Спи и не бойся.
— Чего не бойся?
— Не знаю, чего ты боишься. Но не надо. Потому что я здесь, и я, мавка меня поцелуй, «белый волк», единственный во всей Империи, верно? Спи.
— Сплю, — шепчу я и, не успев даже удивиться, в самом деле засыпаю. Может быть, потому, что кто-то разрешил мне наконец не бояться, как бы глупо это ни звучало.
И мне снится лес. Солнечный, майский, цветущий. Я бегу по нему и смеюсь. Одна.
Как всегда — ну, то есть, как было дома — я просыпаюсь от того, что Кристо встаёт с постели. Он замечает мои открытые глаза и улыбается:
— Принести завтрак из столовой?
Кристо однозначно не из тех мужчин, которые голыми выглядят хуже, чем одетыми. Его нагота обворожительна. Может быть, из-за сочетания смуглой кожи и белого волосков на ней. Может быть, потому, что он потрясающе молод; каждая клеточка, каждая мышца налиты упругостью юности — той, которая всегда готова перейти в движение. А ещё у него чертовски длинные ноги.
— Нет, лучше меня в столовую. Ужасно надоело сидеть взаперти. А вечером пойдём в кафе. Теперь, когда Батори во дворце, Тот не отвертится. Или я выкину ещё какую-нибудь штуку, пусть так и знает. Я выиграла спор, в конце-то концов.
Улыбка мужа становится немного напряжённой:
— Слушай, только не надо на него сильно давить. Он же помешанный, заводится с полоборота, везде враги и все хотят его власти.
— Неужели ты заметил? Кстати, он прослушивает мою спальню.
— Ну, и ничего нового не услышит. О его характере весь дворец судачит. Правда, о твоём тоже.
— А что не так с моим характером?
— Мне нравится. Если тебе тоже, то всё с ним отлично, — Кристо помогает мне сесть и выпить утреннюю пилюлю.
— А остальным что не так? — мне по-прежнему хочется ясности.
— Ну, кое-кто из женщин полагает ненормальным так долго сопротивляться мужским чарам императора. Вроде как одно дело — набивать себе цену, а другое — на полном серьёзе уходить в отказ.
Возможно, муженёк думает, что говорит с равнодушным лицом, но мне очень хочется посоветовать ему съесть лимон.
— Подожди, то есть ты ушёл от меня из-за сплетен и вернулся тоже из-за сплетен?
— А что?
— Ничего. Охренеть, как я тронута твоим доверием.
— Я думал, мы помирились.
— Помирились. Когда я поем, ты это почувствуешь.
По крайней мере, я на это надеюсь: обычно от еды у меня поднимается настроение.