Цыганский барон

Она тоже хотела его, и боль этого желания стала оружием, направленным против нее. Однако чувством, заполнившим в эту минуту ее душу, вытеснившим все остальные, было сожаление. Она-то восхищалась проявленной им щепетильностью, силой воли, самопожертвованием, а он взял и отодвинул все это в сторону. И теперь она остро переживала потерю.

— Я жду твоего решения.

Обольстить или быть обольщенной? А есть какой-то другой выход? Мара его не находила. О, она могла бы сдаться на милость принца, броситься, фигурально выражаясь, перед ним на колени и умолять о помощи. Он проявил бы понимание, в этом она не сомневалась, но вряд ли стал бы действовать. Он мог решить, что немедленная расправа над врагом важнее, чем безопасность старой женщины. У Родерика было множество обязанностей, а она была участницей заговора против него, хотя о деталях этого заговора не имела ни малейшего представления.

Мара не думала, что он попытается силой овладеть ею, если она решит ему отказать, но твердой уверенности в этом у нее не было. В нем ощущалась беспощадная решимость, лишавшая ее чувства уверенности. Но даже если бы она не зашла с принцем слишком далеко, угроза де Ланде толкала ее вперед. До бала осталось совсем мало времени. Надо действовать.

Ей стоило только придвинуться ближе, прикоснуться к нему, и дело было бы сделано. Но что-то ее удерживало. Дело было не в страхе, не в боязни физической близости, не в стеснительности и не в целомудрии, хотя все это она ощущала. Нет, ее смущало как раз неотразимое обаяние принца, проистекающее из его природной грации, силы, разящего, как молния, ума. За последние дни ей не раз приходилось видеть, как расчетливо и хладнокровно он использует свои чары в качестве оружия против других людей. Она боялась этого обаяния и не доверяла Родерику. Но еще меньше она верила в собственные силы, в свою способность оградить себя от него. Она прекрасно сознавала, что, хотя Родерик предоставил ей право выбора, его собственная беспристрастность была не более чем позой. Он твердо вознамерился соблазнить ее. Зачем ему это нужно? — вот что она хотела бы знать. И может ли она его остановить? Удастся ли ей устоять перед его чарами и подчинить его своей воле?

Родерик не стал дожидаться ее ответа: обошел кровать и взял с подушки обитый бархатом ювелирный футляр. Поставив футляр на ночной столик, он вынул великолепное бриллиантовое ожерелье, переливающееся холодным блеском.

Мара отступила:

— Нет, не надо.

— Боишься?

— Нет, — неуверенно и тихо ответила она.

Он надел колье ей на шею, скрепил застежку.

— Если боишься, помни: решиться — значит преодолеть страх и жить.

— В таком случае мне остается только решиться.

Ожерелье холодной тяжестью давило ей на грудь. Что это, подкуп? Если так, она не может позволить себе обижаться. Он был близко, так близко! Стоило ей повернуться, и она оказалась бы в его объятиях. Надо это сделать, просто необходимо. Но как? Он принц крови. Сила и власть, блеск и лоск титула — все на его стороне. Уверенный в себе, окруженный гвардией, которая беспрекословно подчинялась его приказам, он казался почти божеством. Неужели и он подвержен обычным мужским желаниям и слабостям?

Мара старалась бодриться, но ей было страшно. Это был не просто страх перед неизбежной физической близостью, хотя и его было бы довольно, но еще больше она боялась того, как сближение с принцем повлияет на ее ум и душу. В том, что повлияет, у нее сомнений не было. Ей даже казалось, что она может погибнуть, как в древних мифах погибали простые девушки, на свою беду, спознавшиеся с языческими богами.

Существовал лишь один способ преодолеть этот безрассудный страх. Повернувшись, как заводная кукла, она подняла руки и положила ладони на хрустящую крахмалом белую ткань его мундира. Ее пальцы скользнули выше. Его грудь бурно вздымалась от внезапно участившегося дыхания. Он схватил ее за локти, притянул ближе к себе. Она подняла взгляд и уже не смогла оторваться от его глаз, полыхавших синим огнем. Увидев этот огонь, она поняла, что он одержим чисто человеческими, мужскими желаниями, хоть он и принц.

Он наклонил голову в золотых кудрях, его губы нежно коснулись ее губ. Она слепо придвинулась ближе. Его ладони скользнули вверх по ее рукам, по спине, обхватили лопатки. Поцелуй стал глубже. Сердце Мары отчаянно билось, кровь стремительно бежала по жилам, дыхание пресеклось у нее в горле. Она прижалась губами к его губам, отвечая на поцелуй. Вкус его губ был сладок до боли, соблазнителен, как сам грех. Она обвила руками его шею, провела пальцами по коротким золотистым завиткам у него на затылке. В голове у нее не было ни единой мысли, осталось только острое наслаждение бесконечно затянувшейся минутой.