Цыганский барон

Он вошел в нее медленно, толчками, постепенно заполняя узкое лоно твердой пульсирующей плотью. Она тихонько ахнула, когда он преодолел преграду, и он еще нежнее и крепче прижал ее к себе. Мгновенная огненная боль утихла чуть ли не прежде, чем началась. Почувствовав, что Мара расслабилась, выдохнула набранный в легкие воздух, Родерик начал двигаться внутри ее. Древний, как сама земля, ритм вел его за собой. Она поднималась вместе с ним, крепко прижимаясь к нему, забывшись в экстазе. Ничем не связанные, слившиеся воедино, они парили высоко-высоко в золотистом сиянии камина, а потом вместе опустились в темноту.

Огонь догорел и превратился в подернутые пеплом тлеющие уголья. В комнате стало прохладно, но Родерик не потянулся за одеялами. Он полулежал в постели, опираясь спиной на изголовье, и смотрел на утомленную любовью женщину, крепко спавшую рядом с ним. Он-то думал, что, стоит ему залучить ее в свою постель, как все станет ясно и понятно, но ошибся. Его ноздри все еще трепетали от ее запаха, он ощущал во рту ее вкус, напоминавший какой-то экзотический нектар, воспоминание о прикосновении ее нежной кожи осталось с ним навек. Несколько часов подряд он раз за разом наслаждался ее объятиями, ее удивительной пылкостью и чуткостью. И все же он не был удовлетворен. Она ускользала от него. И ему это не нравилось.

Невинная искусительница. Кто бы мог подумать? Родерик до сих пор не мог поверить, хотя сам обнаружил доказательства. У него возникло странное чувство, когда он понял, что был у нее первым, что она по собственной воле сделала ему такой подарок. Он чувствовал себя польщенным, униженным и возбужденным одновременно, но его не покидала настороженность. Она действовала не без умысла, это точно. В противном случае все это не имело бы смысла. Он смотрел, как сверкают бриллианты в подаренном им ожерелье, как они переливаются всеми своими гранями. Даже в тусклом свете они были ослепительны и составляли поразительный контраст с ее обнаженной кожей. И в то же время они казались грубыми — наглые, блестящие побрякушки. Ей не подходил такой подарок. Зря он вообще предпринял попытку соблазнить ее демонстрацией богатства, но он рассчитывал таким образом кое-что узнать. У него ничего не вышло, и теперь он терялся в догадках. Почему она взяла ожерелье? Почему не бросила камни ему в лицо? В глубине души он ждал именно этого.

Родерик тихонько выругался себе под нос. Он позволил ей взять над собой верх. Впредь надо быть осторожнее.

Мара зашевелилась, открыла глаза. Она села в постели и посмотрела на него в полутьме.

— Девственность представляет собой великую ценность для некоторых, но не для всех. И все же меня разбирает любопытство. Почему ты мне не сказала?

— Я… думала, это не имеет значения ни для кого, кроме меня самой.

— Ты думала, я не проявлю интереса?

— А с какой стати тебе проявлять интерес? Разве что пополнить список своих побед?

— Это, — тихо сказал он, — недостойное утверждение.

— А по-моему, это спорный вопрос, — она отвернулась от него, нащупала пуховое одеяло и натянула его на себя.

— Вопрос прояснился бы, если бы в самом скором времени здесь появился разгневанный отец или жених и набросился бы на меня.

— Это крайне маловероятно.

Слова прозвучали приглушенно. Мара вспомнила о своем отце. Он был далеко, в Луизиане, и ничем не мог ей помочь.

Уклончивый ответ рассердил Родерика. Он схватил ее за плечи, развернул лицом к себе, навалился всем телом на её теплое обнаженное тело.

— Почему? — потребовал он сквозь стиснутые зубы. — Почему?

— Я не знаю! — сквозь слезы воскликнула Мара. — Откуда мне знать? Зачем ты спрашиваешь? Это безумие!

Его гнев угас так же быстро, как и вспыхнул. Он лег на спину, увлекая ее за собой, чтобы она оказалась сверху. Фиалка запуталась в ее волосах, он протянул руку и освободил цветок, провел лепестками по ее нежным губам.

— Безумие, говоришь? — спросил он задумчиво. — Что ж, может быть, я и впрямь сошел с ума.

Снова стремительно перевернувшись вместе с ней, он наклонил голову и своим ртом смял цветок, все еще прижатый к ее губам.

10.

Слабый свет зимнего солнца, просачиваясь сквозь витражные стекла, отбрасывал размытые розовые и аквамариновые пятна на пол главной галереи. Здесь никого не было, кроме Мары. Родерика пригласили на какую-то встречу при дворе. Остальные под разными предлогами разошлись кто куда. Никаких гостей к вечеру не ждали. Ей бы радоваться, что у нее появилось хоть несколько часов для себя, но вместо этого она чувствовала себя покинутой.

Однако ей требовалось время на раздумье. Теперь ее план может осуществиться. Она достигла поставленной перед собой цели, теперь надо воспользоваться своим преимуществом. Беда была в том, что Мара никак не могла сосредоточиться на том, что предстояло сделать.