— Больной человек. Безнадежно болен благородством. Да черт с ним, мне не жаль девку. Пускай берет. Искушения в державе будет меньше. Только плохо это. Куда поденется его рыцарский дух? Эх, было нас два на свете, теперь один я останусь. Погибла родина! Ну, развязывайте. Клянусь глазами божьей матери, уделом святого Юрия — землею своею — я буду тихим королем, если вы хотите.
Салют из фузий разорвал воздух за окнами, когда веревки упали на пол.
— Слушайте, люди. Король Якуб в милости своей согласился простить нас! Он хочет править тихо и милосердно!
Дружный крик раздался отовсюду:
— Король! Пусть живет король!..
…Вечером следующего дня, когда Яновский, побеседовав с Якубом, собирался уезжать из Знамеровщины, медикус зашел проститься с ним. Лицо его светилось радостным вдохновением.
— Значит, едешь?
— Еду.
— И она с тобой?
Яновский взглянул на Аглаю, которая стояла рядом, румяная от счастья, засмеялся, прижал ее к себе.
— А куда мне без нее? Для меня теперь одна дорога — с нею.
Медикус сел за стол.
— Тоскливо мне будет без тебя, очень тоскливо. Я тебя полюбил, юноша. Видишь, как получилось: ты приехал сюда несчастным шляхтичем, а уезжаешь счастливым человеком… Не боишься, что родители ее не примут?
— Примут, — уверенно сказал Михал. — Да и что мне у них делать? Я еду только обвенчаться. Ноги моей не будет в Яновщине. После родителей… я освобожу своих людей. Я не желаю быть паном. Это смерть, это ужас…
— И я тоже больше здесь не буду, — твердо сказал медикус. — Я уезжаю. Уезжаю очень далеко. Мне было стыдно вчера. После такого подъема все кончилось поркой. Они преподнесли Знамеровскому богатые дары, с почетом усадили снова на трон. Пусть он исправился, пусть будет хорошо управлять народом, но что это за народ, когда над ним стоит один? Разве можно такой народ назвать великим? Я хорошо видел, как они падали ниц, как кричали: «Пусть живет король!» Я думал, что каждый народ имеет такое правительство, которого он заслуживает, и нету хороших народов на земле. Вчера я твердо решил отравиться. Но медлил. Может, из-за нелепой привычки жить или из-за боязни великого «ничего»? И я награжден. Счастье есть на земле.
— А что случилось? — спросил Михал настороженно.
Медикус горячо обнял его:
— Дорогой мой! Начинается новый день. Не все еще потеряно. Две недели назад народ в Париже разрушил Бастилию. Я уверен: пожар начался надолго. И вскоре повсюду закачаются троны, повеет свежий, сильный ветер. Я счастлив. Человек не лижет руку, которая его бьет. Я пойду туда. Проскочу как-то до Риги. А потом — морем. Я явлюсь к ним и попрошу: «Возьмите меня. Я пришел к вам от народа, который не меньше вас любит святую свободу, который защищал ее не хуже вас всю жизнь и который теперь не имеет воли даже на то, чтобы умереть. Это нелепый, любимый мною народ. Отсеките голову своему королю, а потом пойдем сечь головы королям на всей земле». И возможно, очередь дойдет и до моего маленького народа. Он поднимется, выпрямится. И он покажет всем, какая он сила, как он умеет трудиться, творить, петь… Я иду к ним… Но я скоро вернусь. Увидишь. И не один. И здесь встретит меня армия свободы. А теперь прощай… Бегите отсюда быстрее, дети. Здесь нечем дышать. Идите на дороги, на свет, к людям.
И он распахнул окно.
— Видите, солнце садится. Великое солнце нашей земли. Оно будет новым…
— Когда взойдет завтра, — твердо закончил Яновский и обнял Аглаю за плечи. Потом они посмотрели на запад, где догорал дымный багровый диск.
ЭПИЛОГ
Нам осталось сказать лишь несколько слов о судьбе наших героев.
Король Якуб Первый исправился и, не угнетая цыган, милостиво правил ими до самой своей смерти, которая наступила в 1795 году.
Поскольку Яновский отказался получить в наследство цыганскую корону, со смертью Якуба окончилась и династия. Цыгане избрали королем, и довольно неудачно, лидского шляхтича Милосницкого.
Польша, благодаря гнилому панству, пала. Начался новый период истории Белой Руси. Новые порядки не понравились Милосницкому, и он с большинством состоятельных цыган перекочевал в 1799 году в Турцию.
В Белоруссии осталось незначительное количество цыган без государства, без правительственной организации.
Яновский сдержал свое слово, отпустил на свободу после смерти родителей своих крестьян. Сам он жил трудом рук своих вместе с женой долго, счастливо, хотя и небогато. До конца жизни он фрондировал перед шляхтой и даже фамилию изменил, взяв дополнительно к своей фамилию крепостной жены. Так и пошли по земле белорусской Светиловичи-Яновские.
Правда, дети его снова приобрели небольшое поместье, одно из дедовских владений, но крепостных у них никогда не было. Посев, отца-вольтерьянца дал свои всходы.
Что же касается славного медикуса короля Якуба, то сведения о нем, неточные и довольно скудные, говорят вот что.